Веры нет
А настроенье всё одно — ...
И рядом с чашкой кофе два патрона.
Махнуть на всё рукой и выйти бы в окно,
Да только опоздал к раздаче крыльев дома...
Степан задумчиво глядел на дымящуюся сигарету, силясь придумать приличную
рифму к слову «окно», кроме очевидной. Настроение вполне соответствовало первой
строчке записанного на салфетке экспромта, как, впрочем, и сложившееся положение. В
голове вертелась фраза из мультика: «Просыпаюсь я как-то утром, а у меня жена — ананас!
Уродливый такой… Но я любил её!»
Вот и Стёпа чувствовал себя вполне героем мультфильма: проснулся как-то утром, а у
него жена — ящерица. Уродливая такая... Глазищи жёлтые, круглые, что твои плошки, глядят в упор и не моргают. Кажущиеся голыми без ресниц. Серая чешуя по всей морде
мелкая, к шее становится крупнее, заходит одна на другую, как кольчуга, проведёшь
рукой — гладко. Трёхпалые суставчатые руки короче людских раза в два, как будто
обрубленные по локоть, слабые, неразвитые. Задние лапы, наоборот, мощные, созданные как
раз для долгой ходьбы — и со шпорами, как у петуха. Узкие плечи, переходящие в такой же
торс. Заметное белёсое брюшко. Мощный хвост — как третья нога — сильная поддержка. И
всё это пряталось под личиной его хрупкой жены.
— А Вера где? — спросил он хрипло, увидев в своей постели это чудище.
Чудище немигающе гипнотизировало Степана. Рядом, аккуратно сложенная, словно
шкурка лягушки из сказки о Василисе Прекрасной, лежала личина Веры.
— Ты завтра приехать обязан.
— Мне уйти? — обыденно спросил Стёпа.
И тут же истерично рассмеялся: жену куда-то дели, причём, судя по всему, это
меньшая из проблем, а они тут реверансы исполняют.
Тут же вспомнились тысячи мелочей, связанные с женой и вызывающие недоумение.
Чуть позже пришло отвращение: и с вот этой каракатицей он занимался сексом?! Тьфу ты, зоофилия какая-то, ей богу. И где всё-таки Вера?!
Не то чтобы он пылал особой страстью, просто жена — она привычная, мягкая, домашняя... обыкновенная человеческая женщина, а не эта вот крокодилица.
— Веры нет. И не будет.
Сволочи. Степана передёрнуло: он старался не думать, как получили личину.
— Это как... одежда ваша, комбинезон. Скафандр, вот! Даже застёжка есть, — словно
читая мысли, выдала рептилия. — Хочешь, посмотри?
Господи, нет! Щедрое предложение оказалось последней каплей, и молодой мужчина
кинулся в туалет, где его благополучно вывернуло. Потом долго полоскал рот, глядя в
зеркало, и думал, каковы шансы, что он сошёл с ума.
— Нулевые, — донеслось из-за двери.
— Заткнись, а? И прекрати читать мысли!
— Я не виновата, что ты слаб и весь нараспашку. Это легко, как дышать.
На пороге показался Степан, злой, с мокрыми волосами и лицом.
— Раз легко, так, сделай милость, напрягись и не читай их!
«Вера» совсем по-человечьи пожала плечами и направилась следом на кухню.
— Кстати, я не каракатица и не крокодилица. И даже не ящерица.
На данный момент Степану было всё равно, хоть черепаха! Он снова закурил: какой
толк соблюдать правила, если рядом — не Вера? Это ради жены он выходил на балкон, чтобы не провоцировать скандал, а тут...
Делать дальше что?! Совсем некстати вспомнилось, что через некоторое время после
свадьбы он хотел развестись. Спустя пару совместно прожитых лет пришло понимание, что
его жена — далеко не та женщина, с которой хотелось идти по жизни. Но привычка пока
пересиливала, повода к разводу, типа измены, не было. Оформить же свои желания в
аргументированные претензии он не успел, а после и сам удивлялся, как такое могло прийти
в голову. Потому что с какого-то момента все его хотения вдруг начали исполняться. На
ужин было именно то, о чём думалось с утра за чашкой кофе. Мерзкие занавески на кухне в
весёлый ситчик сменились на лаконичные жалюзи. Секс из пресного превратился в
страстный. Куда-то ушла той-терьериха, злобная и пакостная карманная собаченция, смыслом жизни которой было нагадить ему, Степану, как можно больше.
Мысли о разводе притаились на дне, на работе ладилось, и тут — как бревном
перешибли. Извечный русский вопрос «Что делать?!» казался риторическим.
— А зачем этот театр?
— Какой?
Крокодилица нахмурила надбровные дуги, что смотрелось довольно жутковато.
Видимо, лицевые мышцы ограничивали мимику. Степан же вздохнул, едва не закатив глаза:
«Ну, тупая!»
— Я не тупая, знаю, что такое театр! Это постановка определённого сюжета, где в
роли героев выс...
— Стоп-стоп!
Подняв руки, мужчина опять вздохнул: он уже успел забыть, что его жёнушка-
перевёртыш читает мысли. Неловко вышло.
— Театр я употребил в переносном значении, ясно? Назвав им произошедшее: то, что
ты жила тут под видом Веры, понимаешь? По аналогии с представлением, как будто ты
играла роль моей жены.
«Супруга» задумалась. Она просто смотрела на Стёпу, не моргая, без эмоций, так что
мелкие мурашки, сбиваясь в стаю, начали своё восхождение от ног вверх. И только узкие
зрачки постепенно заполняли радужку, пока наконец оранжевые глаза не стали чёрными, оставив с края немного цвета.
— Поняла! — быть может, показалось, но голос крокодилицы выражал
удовлетворение. — Завтракать?
Действительно. В любой непонятной ситуации — ешь. Кивнув на автомате, Стёпа
вдруг понял, что он в самом деле зверски голоден. Несмотря на абсурдность положения, аппетит не отбился, организм требовал немедленного насыщения.
— Переоденусь только.
И крокодилица отбыла в спальню прежде, чем последовали возражения.
Потоптавшись на месте, мужчина пошёл на кухню, инспектировать холодильник. Из еды —
печёночный паштет, им не любимый. Видимо, и вправду явился не вовремя.
— Не утрируй, вовремя — не вовремя. Омлет будешь?
В кухню вошла крокодилица, выглядевшая теперь Верой. Вот тебе и «оделась»! Один
в один и жесты, и мимика. До чего прогресс дошёл, пусть и инопланетный!
Степан кивнул, соглашаясь на омлет. Моральную сторону ситуации он рассмотрит
после, когда поест и выспится. Тогда же подумает, что, собственно, делать. Может, сообщить куда надо?
— Попробуй. Интересно, что выйдет.
Стрельнув глазами в крокодилицу, поморщился. До мужчины медленно доходило, как его «жена» ориентировалась в реалиях. Ничего сложного: просто залазила в чужие
головы и вытаскивала оттуда нужные ответы на вопросы. Потому, наверное, и на работе
повысили.
— Слушай, просто по-человечески, не копайся у меня в башке, а? Это не этично, в
конце концов!
Вера рассмеялась — тяжело, будто смех шёл из глубины, из живота, резонансом
отдавая во всём теле.
— По-человечески — это как? Я только по-крокодильи умею!
— Не строй из себя дуру, ты прекрасно поняла! Жила же рядом сколько-то там
времени! Кстати, сколько? — И мужчина с интересом уставился на Веру.
— Три года, два месяца, одиннадцать дней.
М-да… это дольше, нежели они прожили с настоящей Верой!