В голове вспыхнуло так, словно в комнате сорвало потолок. Видимо, она нажала какую-то особую точку. От неожиданности он даже подскочил, и видение сразу исчезло. Вокруг по-прежнему сумрак, играет тихая музыка.
– Boyna?
– What?
– Бойна?
Он наконец понял, что она спрашивает по-русски.
– Нет, не больно. Чуть-чуть.
– Бойна чуть-чуть. Патом карашо.
– Да-да, окей.
Хотелось сказать ей что-нибудь ещё, как до этого он говорил про компьютеры. Но то была правая рука, которая действительно устаёт от мышки и тачпэда. Туннельный синдром и всё такое. А левой он вроде ничего особого не делал…
Она опять взяла его левую ладонь, аккуратно потянула мизинец, безымянный, средний. Он почувствовал, что на пальцах натянута верёвка. Повернул голову, посмотрел на руку.
Конечно, никакой там верёвки нет. Но чувство-воспоминание удивительно яркое, прямо как та вспышка голубого света. Цвет моря. Они гуляют по прибрежному рынку. Какой-то сухой старик с длинными седыми патлами, заплетёнными в косички, показывает фокусы с верёвкой на пальцах. Делает из неё фигуры, одна превращается в другую, как мультфильм. Потом старик машет рукой, приглашает подойти.
Они с Ольгой и парой друзей смеются, толкают друг друга к старику. Наконец Егор протягивает левую ладонь, старик набрасывает верёвочные петли ему на пальцы. Дергает другой конец верёвки – оп! – и над рукой вырастает что-то вроде верёвочного шалаша. Старик что-то говорит. «Это гарпун», переводят рядом по-английски. Старик делает ещё пару пасов, и на месте верёвочного гарпуна появляется верёвочная рыбка. Рыбка плывёт по верёвке и заплывает в ладонь Егора. Все хлопают.
Голубой свет меркнет, вокруг тёмная комната, мягкие пальцы массажистки переходят с ладони на предплечье, потом на плечо.
После того гавайского рынка они поехали в бар, и кажется, он там перебрал с ромом. Наверное, поэтому и забыл происшествие со стариком и верёвкой. Может, позвонить Ольге? Она наверняка всё помнит.
Он приподнялся на локте, намереваясь встать.
– Дайсе девать, – сказала массажистка. – Гавава. Не бойна.
– Да, простите, забыл.
Он снова лег. Никуда бежать не надо. Наоборот, попросить эту рыбку Поньо ещё разок пробежать по спине. И по рукам, конечно.
# # #
Большой оранжевый рюкзак, ещё утром стоявший в прихожей, исчез. И хотя из ольгиной смски он уже знал, что она придёт домой раньше, его немного покоробило это самоуправство.
Он заглянул в гостиную. Так и есть: разобрала не только свои вещи, но и его! Книги, которые он брал в отпуск, лежали на письменном столе, рядом с большой раковиной Cymbiola nobilis, выловленной в последний день. В спальне хлопнула дверца шкафа, и он направился туда, сделав по дороге глубокий вдох.
Ну подумаешь, разобрала. Конечно, он бы сам не спешил, он ещё не переключился полностью на эту городскую квадратно-гнездовую жизнь с блестящим паркетом, пластиковыми окнами и икейными шкафами. Оранжевый рюкзак вполне мог бы постоять в прихожей ещё пару дней…
Стиральная машина. Он услышал звук, и не заходя в спальню, прошёл дальше на кухню.
Блин. Не только разобрала, но и в стирку засунула. Прозрачная дверца стиралки была похожа на иллюминатор самолёта, попавшего в шторм.
– Оль, ты давно дома?
– Ага. Отпустили пораньше, чтоб не свихнулась сразу после отпуска. – Она вышла из спальни, держа в руках его ласты. – Слушай, а где у нас раньше это лежало?
– Давай сюда. Вообще, зря ты… я бы сам своё разобрал. Стираешь небось в холодной воде?
– Ой, не начинай. Там на всех бирках написано – тридцать градусов. Вещи портятся, если их стирать в горячей.
– Зато бактерии дохнут. И грязь отстирывается. Сто раз говорил: мои джинсы хотя бы не стирай в холодной.
– Так. У тебя тяжёлый день был, да? У меня тоже. Мог бы спасибо сказать, что я после работы ещё и дома порядок навожу.
«А я потом ничего не могу найти», хотел ответить он. Сдержался. Медленно, словно через соломинку, выдохнул. Поставил чайник и плюхнулся в кресло на кухне у окна. Движение отдалось слабой, приятной болью в плечах, размятых на массаже. Хотел ведь спросить у неё про того старика. Как некстати ссора.
Раздражение постепенно улеглось, и чайник тоже отшумел. Егор заварил улун, подождал ещё, пока смолкнет стиральная машина, и вернулся в спальню. Ольга по-прежнему копалась в шкафу. Может, это её личный способ скрыться от неприятностей? Надо потом спросить, не пряталась ли она в шкафу, когда была маленькой.
– Ну извини, Оль. День и правда дурацкий. Будешь чай?