— Я сделаю всё, что смогу, сэр.
— Если вам это удастся, Амадейро или его коллеги могут наброситься на Глэдию. Не забудьте, вы должны защищать её.
— Ни Дэниел, ни я не забудем.
— Спасибо, Жискар.
Они расстались. А вскоре после этого гости улетели домой.
Поднимаясь вслед за Фастольфом в модуль, Жискар ещё раз увидел Бейли, но на этот раз у них не было возможности поговорить. Бейли помахал рукой и беззвучно, одними губами, выговорил: «Помните».
Жискар понял, что он сказал и что чувствовал. Больше Жискар никогда не видел Бейли.
8
Когда Жискар думал о своем единственном посещении Земли, в памяти его сразу всплывали подробности последовавшего за этим визита к Амадейро в Институт роботехники.
Устроить такую встречу оказалось делом нелёгким.
Амадейро, тяжело переживавший своё поражение, всячески уклонялся от визита к Фастольфу: он считал это унизительным.
— Ну что ж, — сказал тогда Фастольф Жискару. — Я могу позволить себе великодушие победителя и сам пойду к нему. В конце концов, должен же я с ним увидеться.
Фастольф стал членом Института роботехники после того, как благодаря Бейли Амадейро не удалось осуществить свои политические амбиции. Тогда Фастольф передал в Институт все сведения о создании и эксплуатации человекоподобных роботов. Сколько-то их было сделано, а затем проект приказал долго жить, и Фастольф занервничал.
Сначала Фастольф решил прибыть в Институт без сопровождения роботов. Явиться без охраны, можно сказать, голым, в самое сердце всё ещё сильного вражеского лагеря. Это был знак не только доверия и дружелюбия, но и полнейшей уверенности в себе, и Амадейро должен был понять это. Фастольф продемонстрировал бы, что убеждён — Амадейро и вся его команда не посмеют пальцем тронуть единственного врага, легкомысленно явившегося прямо в волчью пасть.
Но затем Фастольф, сам не зная почему, изменил решение и взял с собой Жискара.
Со времени последней встречи с Фастольфом Амадейро, похоже, немного похудел, но по-прежнему был высок и крепок.
Однако утратил свою самоуверенную улыбку. И когда при появлении Фастольфа он попытался изобразить её, она более напоминала звериный оскал; впечатление усиливал угрюмый взгляд.
— Ну, Калдин, — сказал Фастольф, — мы нечасто видимся, несмотря на то что уже четыре года коллеги.
— Бросьте ваше показное благодушие, Фастольф! — раздраженно рявкнул Амадейро. — И называйте меня Амадейро. Мы коллеги только по работе, и я не скрываю и никогда не скрывал уверенности в том, что ваша внешняя политика — самоубийство для нас.
За спиной Амадейро стояли три робота, огромные, блестящие. Подняв брови, Фастольф посмотрел на них.
— А вы неплохо защищены от мирного человека и его единственного робота.
— Вы прекрасно знаете, что они не нападут на вас. А почему вы пришли с Жискаром, а не с вашим шедевром Дэниелом?
— Дэниелу лучше держаться от вас подальше, Амадейро. Так безопаснее.
— Шутить изволите? Мне больше не нужен Дэниел. Мы делаем собственных человекоподобных роботов.
— На базе моих чертежей.
— Усовершенствованных.
— Однако вы их не используете. Вот поэтому я и пришёл к вам. Я знаю, что моё положение в Институте чисто номинально, что даже моё присутствие нежелательно, не говоря уже о моих суждениях и рекомендациях. Однако я как сотрудник Института протестую против вашего нежелания использовать человекоподобных роботов.
— А как, по-вашему, мы должны их использовать?
— Предполагалось, что человекоподобные роботы будут осваивать новые миры, куда впоследствии эмигрируют космониты, — не так ли?
— Но против этого вы и выступали, не так ли?
— Да, выступал. Я хотел, чтобы космониты сами обустраивали новые планеты. Этого, однако, не произошло и, как я теперь вижу, вряд ли произойдёт. Тогда давайте пошлем человекоподобных роботов. Это всё же лучше, чем ничего.
— Все ваши альтернативы ничего из себя не представляли, пока в Совете не возобладала ваша точка зрения. Космониты не поедут в необустроенную глушь, и им, похоже, не нравятся человекоподобные роботы.
— Так вы же не дали космонитам шанс полюбить их. Земляне уже начали заселять новые планеты, даже самые дикие, и делают это без помощи роботов.
— Вы прекрасно знаете разницу между землянами и нами. Их на Земле восемь миллиардов плюс множество поселенцев.
— Но и нас пять с половиной миллиардов.
— Это не единственное различие, — сердито сказал Амадейро. — Они плодятся, как насекомые.
— Нет. Численность земного населения стабильна вот уже несколько столетий.
— Но у них есть потенциальная возможность. Если они дружно бросятся в эмиграцию, то легко могут производить по сто шестьдесят миллионов особей каждый год, и по мере завоевания новых миров это число будет расти.
— Но и мы способны увеличить прирост населения до ста миллионов в год.
— Биологически — да, но не социологически. Мы живем долго и не хотим уходить так быстро.
— Мы можем послать большую часть новых людей на другие планеты.
— Они не поедут. Мы дорожим нашими людьми, сильными, здоровыми, способными прожить почти четыре столетия. Земля же не ценит людей, которые живут меньше ста лет, страдают от болезней и выживают из ума даже за этот короткий промежуток времени. Для них не имеет значения, что они будут ежегодно обрекать миллионы на нищету и гибель. В сущности, даже сами жертвы не боятся нищеты и смерти, поскольку ничего другого на Земле не имеют. Эмигрирующие земляне улетают из своего зачумленного мира, хорошо зная, что хуже не будет. А мы, наоборот, ценим наши благоустроенные и уютные планеты, и нам нелегко покинуть их.
— Сколько раз я слышал эти аргументы! Между прочим, Амадейро, Аврора тоже когда-то была дикой планетой, а стала удобной и уютной, и так было с каждым Внешним миром.
— Мне тоже осточертели ваши аргументы, но я не устаю отвечать на них. Пусть Аврора была примитивной, но её заселили земляне, а другие Внешние миры заселялись если не землянами, то космонитами, которые ещё не забыли о своем земном происхождении. Но теперь не те времена. То, что сделали тогда, сегодня сделать нельзя. — Он хищно оскалился. — Нет, Фастольф, вся ваша политика направлена на то, чтобы сотворить Галактику, населённую одними землянами, в то время как космонитам должен прийти конец. Теперь вы видите, что так и происходит. Ваша знаменитая поездка на Землю два года назад стала поворотным пунктом. Вы предали собственный народ, подтолкнув этих полулюдей к экспансии. Всего за два года они заняли двадцать четыре планеты, и число это растёт.
— Не преувеличивайте. Ни один из Поселенческих миров ещё не готов к заселению и не будет готов ещё несколько десятилетий. И не все они окажутся подходящими, так что, когда ближайшие планеты будут заняты, шансы на дальнейшее заселение уменьшатся, и первоначальный поток спадет. Я одобрял их экспансию, потому что рассчитывал и на нашу. Мы ещё можем догнать их, если постараемся, и в здравом соревновании займем Галактику вместе.
— Нет, — сказал Амадейро. — То, что вы имеете в виду, — самая деструктивная политика из всех возможных. Дурацкий идеализм. Экспансия односторонняя и таковой останется, что бы мы ни делали. Земляне лезут безудержно, и их нужно остановить, пока они не стали слишком сильными.
— Как вы предлагаете это сделать? У нас с Землей подписан договор о дружбе, где особо оговорено, что мы не станем препятствовать их экспансии в космосе, а они не тронут ни одной планеты в радиусе двадцати световых лет от каждого Внешнего мира. И они строго соблюдают свои обязательства.
— О договоре всем известно. Всякий знает, что ни один договор не будет соблюдаться, если он начинает действовать против государственных интересов более могущественной из подписавших его сторон. Я не признаю ценности этого договора.