— Но как ты мог подумать, что он поверит, будто робот так легко может выйти из строя?
— Он мало что знает о роботах, мадам. Он может торговать ими, но в его мире они не используются.
— Но я-то знаю о них очень много, как и ты. Кстати, у надзирательницы не было никаких признаков нарушения работы схемы: ни заикания, ни дрожи, ни неадекватного поведения. Она просто остановилась.
— Мадам, поскольку мы не знаем специфики конструкции надзирательницы, мы можем удовольствоваться этим рациональным объяснением.
Глэдия покачала головой:
— Всё равно это очень странно.
Часть III
БЕЙЛИМИР
Глава 8
ПОСЕЛЕНЧЕСКИЙ МИР
29
Корабль Д. Ж. снова был в космосе, в вечном, неизменном, бесконечном вакууме.
Он взлетел не слишком скоро, по мнению Глэдии, которая плохо переносила напряженность ожидания возможного появления другой надзирательницы с другим усилителем. Тот факт, что смерть в этом случае была бы быстрой, как-то её не удовлетворял. Только после взлета, когда раздалось мягкое шипение протонных струй, она успокоилась и решила лечь спать. Засыпая, она думала: как странно, что в космосе она чувствует себя в большей безопасности, чем в мире своей юности, который во второй раз оставляет с большим облегчением, чем в первый.
Нет, Солярия уже не была миром её юности, она стала планетой без человечества, которую охраняли жалкие пародии на людей, гуманоидные роботы — насмешка над ласковым Дэниелом и рассудительным Жискаром.
Наконец она уснула, и Дэниел и Жискар, стоявшие на страже, снова могли поговорить друг с другом.
— Друг Жискар, я почти уверен, что это ты уничтожил надзирательницу.
— Выбора не было, друг Дэниел. Это была чистая случайность, что я появился вовремя, потому что все мои чувства были заняты поисками людей, но я никого не находил. Я бы не понял важности происходящего, если бы не ярость и отчаяние леди Глэдии. Я почувствовал это на расстоянии и прибежал как раз кстати. В этом смысле леди Глэдия действительно спасла положение, во всяком случае, что касалось существования капитана и твоего. Я мог бы ещё спасти корабль, даже если бы не успел уберечь вас. — Он помолчал. — Но я нашёл бы это крайне неудовлетворительным, друг Дэниел.
— Я благодарю тебя, друг Жискар, — серьёзно и торжественно произнес Дэниел. — Я рад, что тебя не смутила человеческая наружность надзирательницы. Это замедлило мои реакции, так же, как моя внешность смутила её.
— Друг Дэниел, её физический облик для меня ничего не значил, потому что я рассмотрел рисунок её мыслей. Он был так ограничен и так резко отличался от человеческого, что мне не пришлось делать никакого усилия, чтобы узнать в ней робота. Определение её как нечеловека было таким ясным, что я сразу отреагировал. В сущности, я не сознавал своих действий, пока не произвел их.
— Я так и думал, друг Жискар, но хотел подтверждения, что не ошибся. Значит, ты не чувствовал дискомфорта, когда убивал ту, которая по виду была человеком?
— Нет, поскольку это был робот.
— Мне кажется, что я тоже мог бы убить её, но страдал бы потом от закупорки позитронных цепей, хотя и понимал бы, что она робот.
— Гуманоидную внешность, друг Дэниел, нельзя не принять во внимание, если приходится судить только по ней. Зрение гораздо более проворно, чем дедукция, а я видел её внутреннюю структуру и сосредоточился на этом, поэтому мог игнорировать её физический облик.
— А как, по-твоему, чувствовала бы себя надзирательница, уничтожив нас, если исходить из структуры её мыслей?
— Она получила исключительно сильные инструкции, и у неё не было сомнения, что ты и капитан — не люди, по её определению.
— Но ведь она могла убить и мадам Глэдию.
— В этом мы не можем быть уверены, друг Дэниел.
— А если бы она это сделала, могла бы она пережить это, как ты думаешь?
Жискар долго молчал.
— У меня не было времени изучить рисунок мыслей, — наконец сказал он. — Не могу сказать, каковы были бы её реакции, если бы она убила мадам Глэдию.
— Я представляю себя на месте надзирательницы, и мне кажется, что я мог бы убить человека ради спасения другого, которого по каким-либо причинам необходимо спасти, — но сделать это было бы трудно, и это нанесло бы мне ущерб. — Голос Дэниела дрогнул. — Но убить человека, чтобы уничтожить тех, кого я считаю нелюдьми, совершенно немыслимо.
— Она просто угрожала. Она не шла дальше угроз.
— А могла бы?
— Откуда нам знать! Мы же не знаем, какие инструкции она получила.
— Но разве могут инструкции совершенно отрицать Первый Закон?
— Я вижу, что целью нашего разговора был именно этот вопрос. Я советую тебе не идти дальше, — сказал Жискар.
Дэниел упрямо продолжал:
— Я поставлю его условно. Это не факт, это можно считать фантазией. Если бы инструкции были строго ограничены определениями и условиями, если бы инструкции были даны достаточно подробно и достаточно убедительно, возможно ли убить человека ради цели менее важной, чем спасение другого человека?
— Не знаю, — ответил Жискар шёпотом, — но подозреваю, что это возможно.
— Но если твоё подозрение справедливо, это означает, что при особых условиях можно нейтрализовать Первый Закон. Значит, и другие Законы могут быть изменены и даже отменены. Следовательно, Законы, в том числе Первый, не абсолютны, а являются такими, какими должны быть по мнению создателей роботов.
— Хватит, друг Дэниел, не продолжай.
— Ещё один шаг, друг Жискар. Партнер Элайдж обязательно сделал бы этот добавочный шаг.
— Он был человеком. Он мог.
— Я должен попытаться. Если Законы роботехники, даже Первый, не абсолютны и если люди могут модифицировать их, не окажется ли возможным, что и мы в подходящих условиях можем лю…
Он замолчал.
— Не надо, — слабо сказал Жискар.
— Не буду, — сказал Дэниел изменившимся голосом.
Они надолго замолчали. Их позитронные пути с трудом преодолевали наступивший беспорядок. Наконец Дэниел сказал:
— Возникают другие соображения. Надзирательница была опасна не только из-за полученных ею инструкций, но и из-за своей внешности, которая могла сбить с толку и обмануть любого человека, как я невольно обманул матроса первого класса Нисса. Он явно не знал тогда, что я робот.
— И что из этого следует?
— На Авроре в Институте роботехники было сконструировано множество человекоподобных роботов под руководством доктора Амадейро и по чертежам доктора Фастольфа.
— Это общеизвестно.
— Что произошло с этими роботами?
— Проект провалился.
— Это общеизвестно, — в свою очередь сказал Дэниел, — но это не ответ. Что случилось с гуманоидными роботами?
— Можно предположить, что их уничтожили.
— Такое предположение не обязательно правильно. Были ли они на самом деле уничтожены?
— Это было бы самое разумное. Что ещё делать при провале?
— Почему мы полагаем, что роботы не удались? Ведь, кроме того, что они исчезли, мы ничего не знаем.
— Разве недостаточно того, что их убрали с глаз и уничтожили?
— Я не сказал «уничтожили», друг Жискар. Этого мы как раз и не знаем. Мы знаем только, что они исчезли.
— Зачем же их просто убирать, если они не годны?
— А если они годны, то нет ли причины убирать их с глаз долой?
— Думаю, что нет.
— Подумай ещё, друг Жискар. Вспомни, что мы говорили о человекоподобных роботах, которые, как мы теперь думаем, могут быть опасны именно потому, что человекоподобны. Во время нашей предыдущей беседы нам казалось, что на Авроре готовится план разгрома поселенцев. Мы решили, что цель этого плана — уничтожение Земли. Я прав?