— Чрезвычайно. Это же ваши дети!
— Павел Ильич, когда наступит время, я сам уйду, не дожидаясь никаких приглашений. Или ты думаешь, я буду сидеть на этом троне вечно? Тебе жалко девочек. Это понятно. Думаешь, мне не жалко? Но я не могу иначе. Они волей-неволей станут знаменем возрождения дворянской вольницы, которая убила в свое время великую и могучую Речь Посполитую. Я ввел новую систему престолонаследия. Не идеальную, но многократно лучшую, чем какие-либо выборы или наследования. Сколько у нас было дураков на троне? Ну, не стесняйся…
— Я не знаю… мне сложно судить…
— Да брось. Вон мой отец. Либерал до мозга костей. Мой дед запустил дела по государственному управлению до такой степени, что страна не развалилась только потому, что в свое время ее хорошо птицы засрали. Только представь — государственный бюджет был такой большой государственной тайной, что его даже сам Император толком увидеть не мог. По всем ведомствам беспорядок в учете дел и расходовании средств. Да и с преступностью был жуткий беспредел. Брат моего деда… Александр I Освободитель. Убил своего отца, задушив совместно с британскими дипломатами. А потом полностью лег под интересы Туманного Альбиона, выставив Россию ничтожной колонией. Из дедов я только Петра Алексеевича с добром вспоминаю. Деятельная была натура. Работящая. О благополучии России заботящаяся, а не о своем покое. Но сколько таких толковых личностей за минувшие два века оказалось на престоле Российской Империи? Он да я. И все. И больше никого. Еще Екатерину Великую чтут, но я ее успехи не уважаю, ибо распустила дворян и запустила хозяйство. Потемкин — то да, личность знатная. А сама Екатерина — даже и слов нет. Жила в свое удовольствие и плевать на все хотела. Лишь бы утехи и блеск при дворе имелись. И ты хочешь оставить лазейку для того, чтобы возродить весь этот ужас?
— Но вы же подписали указ, Ваше Императорское Величество. Теперь уже он точно никогда не повторится.
— Не говорить «гоп», дорогой друг, пока не перепрыгнешь. Или ты думаешь, после моей смерти не найдутся прекраснодушные сердца, которые возжелают возродить Романовых на престоле российском? Думаете, что в один прекрасный момент мой наследник не возжелает все переиначить? Пожелает. Я уверен в этом. Вот и подчищаю концы. Хватит. Пустой род. Гнилой. Выродился весь. Еще при Рюриковичах гнил, а теперь и подавно.
— Неужто вам не жалко родной крови?
— Жалко. Очень жалко. До нестерпимой боли душевной. Но так надо. Всю эту грязь нужно выжигать каленым железом. Я долго думал над этим вопросом и решился доводить дело до конца.
— Никогда бы не подумал, что вы настолько жестоки.
— Прагматичен скорее. Но не переживай, я тебя еще удивлю. Кстати, что у нас по ситуации с САСШ. По линии армейской разведке мне доложили, что в Канадское королевство англичане перебросили пехотный корпус. Зачем?
— Это как раз было в докладной записке, которую я вам принес. Дело в том, что в САСШ началась процедура плебисцита по вопросу возвращения в лоно Туманного Альбиона. В их газетах все просто пестрит от заголовков обличительных статей, в которых разоблачают коррупцию выборных чиновников и обличают демократию, а также рассказывают поразительные истории о том, как замечательно живется в Британской Империи ее верноподданным.
— Значит вот почему вырезали наших сторонников?
— Совершенно верно.
— Прекрасно. Тогда садись и записывай. Так. Во-первых, согласуйте с товарищем Джакели ситуацию по КША и КИА. Нам следует заручиться их поддержкой в предстоящей компании. Сколько у них есть войск?
— В КША три пехотных корпуса и два отдельных артиллерийских полка. Вооружены, правда, не самым современным оружием. В КИА — два кавалерийских корпуса с легким стрелковым вооружением. Артиллерии нет вообще.
— Хорошо. Для начала сойдет. Второе. Необходимо поднять всех наших сторонников из тех, что остались в САСШ и попытаться бойкотировать плебисцит. У них ничего не получиться и Лондон все равно его проведет, а потом озвучит положительное решение «народа», но это не важно. Сразу как будет озвучено положительное решение из Вашингтона они должны поднять вооруженное восстание. Справитесь?
— Времени мало, но, думаю, справлюсь. Они ведь считать будут не меньше года. Да еще провести его нужно.
— Хорошо. Ну и собственно все по Северной Америке. Ну и сосредоточьтесь на французском проекте. Приложите все усилия к тому, чтобы эти боевики во главе с Эженом смогли к обозначенному сроку хоть немного походить на революционеров. Если надо — помогайте. Вступайте в сговор с Эженом. Можете смело предлагать брать его боевиков в наши учебные центры в обмен за признание новой Францией Марселя за Россией. Можете смело плакаться на тему того, что очень любите французскую культуру, язык и вообще — сильно переживаете из-за гибели Франции.
— Лично с ним вступать в переговоры? — Удивился Плотников.
— Конечно. Выезжайте в Марсель с ревизией. Там и побеседуете. Объясните ситуацию. Он парень не дурак, должен все понять. Кроме того, свободная Франция совсем не обязательно должна быть целой. Ничто не мешает начать им с осколка и продолжить работу по борьбе за воссоединение с прочими соотечественниками. Вы меня поняли?
— Прекрасно понял!
Глава 72
12 июня 1890 года
Одна из вилл в окрестностях Рима
Алессандро Грациани задумчиво смотрел в чашку с превосходным черным чаем и молча думал. Напротив него сидел Вильгельм и занимался тем же самым.
— Господа, — Альберт Ротшильд нарушил слишком затянувшуюся тишину. — Я обрисовал вам ситуацию так, как она мне видится из моего болота. Как вы видите — ничего хорошего мир в ближайшие месяцы, а то и годы не ждет.
— Неужели он сам уничтожил своих собственных детей? — Вильгельм был поражен до глубины души. — Сумасшедший! Он с ума сошел! Зачем? Младшей дочке было всего восемь лет…. Только мне кажется, что русский Император помутился рассудком?
— Не только вам, мой друг, не только вам, — ответил, играя желваками Алессандро.
— Но когда я, месяц назад его посещал в Москве, — заметил Альберт. — Он не выглядел сошедшим с ума человеком. Даже напротив. Я никогда его таким не видел. Александр выглядит как сжатая пружина — дышит энергией, едва сдерживая ее. Мягкие, плавные движения у него такие, что кажется, будто он с огромным трудом удерживает себя от многократного ускорения. И глаза… там такие чертики.
— И как это называть еще? — Скривился Алессандро. — Ему сорок лет, а он ведет себя как подросток. Что на него нашло? Раз хотел он сыновей, так занялся бы этим вопросом вплотную. Если уже не мог, то подобрал бы достойного дворянского отпрыска из сирот. Никто бы сильно и не возмутился. Зачем же поступать так? Своих единокровных детей пускать под нож… ужас какой-то.
— История знала примеры и более грубого поведения правителей по отношению к своим детям. Александр еще довольно аккуратен. Мы знаем о том, что это он подстроил железнодорожную катастрофу, но никто не может этого доказать, ибо все сделано так качественно, что комар носа не подточит.
— Это все мелочи, — сказал Вильгельм сквозь зубы. — Вы все в курсе, что в САСШ англичане устроили натуральную бойню среди сенаторов и руководителей разнообразных федеральных ведомств. А недавно провели плебисцит. У вас есть сомнения по тому, какой результат будет предъявлен населению?
Альберт и Алессандро, усмехнувшись, покачали головами.
— У меня тоже. Однако явно нарушение душевного покоя русского Императора может сыграть с нами всеми дурную шутку. Я потратил очень много сил на то, чтобы выкупить моего фельдмаршала из русского плена. Причем не столько по доброте душевной, сколько из прагматичного любопытства. Ведь он оказался внутри всего того ужаса, что творился несколько лет назад в Югославии. Более того — во время плена русские его использовали как военного аналитика в европейских делах и сами, порой, были весьма откровенны. Мне хотелось понять, сможем ли мы победить русских. Несколько недель долгих и очень насыщенных бесед со стариком убедили меня в том, что победить этот азиатский ужас мы не в силах. Поэтому я склоняюсь к позиции моего любезного канцлера. Да. Нам нельзя ни при каких обстоятельствах вступать в войну с русским.