– Признаю, я и впрямь люблю выпить, но гитару мою не трогай!
– Ты меня достал!
– Влюбиться в девчонку – это еще не приговор, Кэй! Они, скорее всего, расстанутся уже через месяц или родители девочки переедут.
– Ты меня вообще не слушаешь? – закричала мама. – Она из семьи Кэлхунов! Никуда они не уедут! Они хозяева этого города! Ли сказала, что Эллиотт одержим этой девчонкой уже несколько лет! Разве ты не ликовал бы, съедь от нас Эллиотт?! Ты с удовольствием избавился бы от ответственности за сына! Тогда ты мог бы и дальше воображать, будто тебе двадцать один, и у тебя есть шанс стать знаменитым музыкантом!
– Кэлхуны перестали владеть этим городом, еще когда мы с тобой учились в старшей школе. Боже мой, ты такая невежественная.
– Иди к черту!
Раздался звон бьющегося стекла, и папа закричал:
– Ты совсем с ума сошла?
Сейчас безопаснее всего было отсидеться в моей комнате. Сегодня мама с папой как обычно устроили словесную баталию, возможно, мама швырнула в папу телевизионным пультом или стаканом, но я в любом случае не рисковал и не бродил по дому. Через несколько дней после возвращения в Юкон стало ясно: ругаясь с мамой, я привлек ненужное внимание отца, а когда он принялся меня отчитывать, мама стала меня защищать и набросилась на него. В нашей семье и раньше-то все было неспокойно, а теперь стало гораздо, гораздо хуже.
Моя комната по-прежнему оставалась тихой гаванью, которая неизменно меня выручала, но она изменилась, и я никак не мог понять, как именно. Все те же синие занавески на единственном окне, из которого видны стена соседского дома, покрытая облупившейся краской, да ржавый соседский кондиционер. В мое отсутствие мама немного прибралась, стерла пыль с бейсбольных и футбольных кубков, но не сдвинула их с места. Они стояли на полке в том же порядке и на том же расстоянии друг от друга, что и до моего отъезда. Однако вместо умиротворения привычная обстановка лишь напоминала о том, что я нахожусь в мрачной тюрьме, вдали от Кэтрин и бескрайних полей Дубового ручья. Я скучал по парку, по ручью, по долгим прогулкам, когда мы просто брели куда глаза глядят и по поеданию мороженого на скорость.
Хлопнула входная дверь, и я встал. Подошел к окну и выглянул наружу, прячась за занавеской. Пикап мамы отъезжал от дома, за рулем сидел папа. Моя мать сидела на пассажирском сиденье, и они продолжали орать друг на друга. Когда машина скрылась из виду, я выбежал из комнаты, выскочил на улицу и помчался к дому Доусона Фостера. Прозрачная дверь задребезжала под ударами моего кулака. Через несколько секунд на пороге появился Доусон. Его лохматые светлые волосы были зачесаны набок, но длинная челка все равно скрывала его карие глаза.
Он нахмурился, глядя на меня озадаченно.
– Тебе чего?
– Можно одолжить твой телефон? – спросил я, тяжело переводя дух.
– Наверное, – ответил он, отступая в сторону.
Я юркнул в дом, и мне в лицо сразу ударила волна охлажденного кондиционером воздуха. На потертом диванчике валялись пустые пакеты из-под чипсов, все горизонтальные поверхности покрывала пыль, частички которой танцевали в лучах солнечного света. Мне инстинктивно захотелось помахать рукой перед носом, чтобы отогнать их.
– Знаю, жарко, как в пекле, – сказал Доусон. – Мама говорит, что наступило «бабье лето». Что это значит?
Я уставился на него, и тогда он взял лежащий на журнальном столике телефон и протянул мне. Я схватил мобильный, стараясь вспомнить номер тети Ли. Набрал нужную комбинацию цифр, приложил телефон к уху и замер, молясь всем богам, чтобы тетя взяла трубку.
– Алло? – настороженно проговорила тетя Ли.
– Тетя Ли?
– Эллиотт? У вас все хорошо? Как дела?
– Неважно. Большую часть времени сижу под домашним арестом.
Тетя вздохнула.
– Когда начинаются футбольные тренировки?
– Как мистер Кэлхун?
– Что, прости?
– Отец Кэтрин. Он поправился?
– Мне жаль, Эллиотт. Похороны состоялись на прошлой неделе.
– Похороны, – я закрыл глаза, чувствуя, как сдавило грудь. Затем на смену этому ощущению пришла ярость. – Эллиотт?
– Я здесь, – процедил я сквозь зубы. – Вы не могли бы… вы не могли бы пойти к Кэлхунам и объяснить Кэтрин, почему я уехал?
– Они ни с кем не хотят общаться, Эллиотт. Я уже пыталась: принесла им запеканку и партию шоколадных пирожных, но они даже не открыли дверь.
– Как Кэтрин? Вы не могли бы проверить, что с ней? – спросил я, потирая шею и затылок.