— Ты бы хотела, чтобы я резанула поглубже?
— Ах, нет! К чему расточать зря воду тела? Все вы сделали правильно.
И Джессика, уловив ее интонацию, отметила глубокое значение слов «вода тела». Снова огромное значение воды на Арракисе вызвало в ней чувство подавленности.
— На какие именно стены повесить каждое из этих украшений, миледи? — спросила Мэйпс.
Какая она педантичная, эта Мэйпс, подумала Джессика и махнула рукой:
— На твое усмотрение, Мэйпс. Особого значение это не имеет.
— Как скажете, миледи. — Мэйпс нагнулась и принялась снимать с бычьей головы остатки обертки и бечевку. — Убил, значит, старого-то герцога, малыш? — почти пропела она, обращаясь к голове.
— Позвать тебе на помощь грузчика? — спросила Джессика.
— Я справлюсь сама, миледи.
Да, она справится. Этого у нее не отнимешь: стремление справиться с чем угодно.
Крис в ножнах холодил кожу на груди, и Джессика представила себе длинную цепь планов Бене Гессерит, выковавшей здесь еще одно звено. Благодаря этим планам ей удалось пережить сейчас смертельный кризис. «Ускорить события нельзя», — сказала Мэйпс. Но уже сама поспешность, с какой они устремились в это место, наполняла Джессику дурными предчувствиями. И ни подготовка Миссионарии Протектива, ни дотошная проверка, которой Хават подверг это логово, не могли рассеять эти предчувствия.
— Когда повесишь их, начинай распаковывать ящики, — сказала Джессика. — У одного из грузчиков в вестибюле есть все ключи, и он знает, куда что нести. Возьми у него ключи и опись вещей. Если будут какие-нибудь вопросы — я в южном крыле.
— Слушаюсь, миледи.
Джессика повернулась к выходу, но тревога не покидала ее: хотя Хават счел дом безопасным, что-то здесь было не так, она чувствовала это.
Вдруг она поняла, что ей необходимо увидеть сына — прямо сейчас. Она направилась к арочному проему коридора, соединявшего Большой зал с Обеденным и с жилыми покоями. Она шла все быстрее и быстрее и наконец — почти побежала.
За ее спиной Мэйпс, оторвавшись от очистки бычьей головы от клочков упаковки, взглянула хозяйке вслед и пробормотала:
— Она действительно Та. Бедняжка.
Глава 8
«Юйэ! Юйэ! Юйэ! — звучит рефрен. — Миллиона смертей мало для Юйэ!»
Дверь была приоткрыта, и Джессика вошла в комнату с желтыми стенами. Слева стоял небольшой диван черной кожи — и два пустых книжных шкафа, висела пыльная фляга с водой. Справа, по обе стороны второй двери, — еще два пустых шкафа и привезенный с Каладана стол с тремя креслами. А напротив, у окна, спиной к ней стоял доктор Юйэ и не отрываясь смотрел на что-то снаружи.
Джессика тихо сделала еще один шаг.
Она заметила, что одежда Юйэ измята, на локте — меловое пятно, словно он где-то прислонился к штукатурке. Со спины он выглядел бестелесной тонкой фигуркой в карикатурно больших черных одеждах. Казалось, это — составленная из палочек марионетка, которую в любой момент может потянуть за ниточки невидимый кукловод. Живой выглядела лишь массивная квадратная голова с длинными черными волосами, схваченными над самым плечом серебряным кольцом Суккской Школы, — голова еле заметно поворачивалась, следуя за каким-то движением на улице.
Она снова оглядела комнату. Никаких следов присутствия сына, но дверь справа вела в маленькую спальню, облюбованную Паулем.
— Добрый день, доктор Юйэ, — кивнула ему Джессика. — А где Пауль?
Он качнул головой так, словно обращался к кому-то за окном, и, не оборачиваясь, отсутствующе произнес:
— Ваш сын устал, Джессика. Я отослал его в ту комнату, чтобы он отдохнул…
Вдруг он замер и резко обернулся — длинные усы при этом шлепнули его по губам.
— Простите, миледи! Мысли мои были далеко… я… как я мог позволить себе фамильярность!
Она улыбнулась, успокаивающе протянув к нему правую руку, причем на мгновение испугалась, что доктор упадет перед ней на колени.
— Веллингтон, прошу вас…
— Но обращаться к вам подобным образом… я…
— Мы знаем друг друга уже больше шести лет, — сказала Джессика. — Достаточно долгий срок, чтобы отбросить чрезмерные формальности между нами — по крайней мере в неофициальной обстановке.
Юйэ отважился на слабую улыбку.
«Кажется, это сработало, — подумал он. — Теперь она отнесет все замеченные ею странности в моем поведении на счет смущения. И, зная ответ, не станет доискиваться иных причин».
— Боюсь, я слишком рассеян, — сказал он. — Всякий раз, когда я ощущаю сочувствие к вам, я думаю о вас, простите… как просто о… Джессике.
— Сочувствие ко мне? Почему?
Юйэ пожал плечами. Он уже давно понял, что Джессика не наделена даром Правдовидения в той же мере, как его Уанна. Тем не менее он всегда, когда это было возможно, старался говорить ей правду. Так было безопаснее всего.
— Вы уже видели это место, ми… Джессика. — Он споткнулся на имени, но затем продолжил: — Такое пустынное, голое после Каладана. А люди здесь! Эти горожанки, мимо которых мы проезжали, — как они кричали под своими покрывалами! Как смотрели на нас!..
Она сложила руки на груди, обхватила себя за плечи и ощутила крис — клинок, выточенный, если верить рассказам, из зуба песчаного червя.
— Просто мы кажемся им странными — иные люди, иные обычаи. Они же знали только Харконненов. — Джессика взглянула поверх его плеча в окно. — На что вы смотрели?
Он повернулся к окну:
— На людей.
Джессика встала рядом, посмотрела туда, куда глядел Юйэ, на участок перед домом. Там росли в ряд два десятка пальм. Земля между ними была голая, чисто выметенная. Силовое поле отгораживало их от улицы, по которой двигались люди в широких одеждах. Джессика заметила в воздухе между нею и этими людьми слабое мерцание поля, окружавшего дом, и все вглядывалась в толпу, пытаясь понять, что же в ней могло так захватить внимание Юйэ.
Наконец она заметила — и прижала ладонь к щеке. Как эти люди смотрели на пальмы! Она увидела зависть, какую-то ненависть… и даже надежду. Все они смотрели на пальмы с одним и тем же выражением лица.
— Знаете, о чем они думают? — спросил Юйэ.
— А вы умеете читать мысли?
— Эти мысли… Их не надо читать. Они глядят на пальмы и думают: «Это сто человек». Вот что они думают.
Джессика недоумевающе подняла брови:
— Почему?
— Это финиковые пальмы, — объяснил он. — Одной финиковой пальме требуется сорок литров воды в день. Человеку — здесь — достаточно восьми. Таким образом, каждая пальма соответствует жизням пяти людей. Здесь двадцать пальм — то есть сотня людей.
— Но кое-кто из них смотрит на пальмы с надеждой.
— Они надеются всего лишь на то, что упадет несколько фиников. Только теперь не сезон.
— Мы слишком несправедливы к этой планете, — сказала Джессика. — Здесь, конечно, есть опасность, но есть и надежда. Пряность в самом деле может обогатить нас. А имея достаточно богатую казну, мы сможем превратить этот мир во что пожелаем…
И она мысленно засмеялась над собой: «Кого я пытаюсь убедить?» Смех вырвался наружу и прозвучал ломко, безрадостно.
— Но безопасность не купишь, — добавила она. Юйэ отвернулся, чтобы она не видела его лицо. «Если бы я только смог ненавидеть, а не любить этих людей!» — подумал он. Джессика во многом напоминала его Уанну. Но сама эта мысль несла с собой суровое напоминание, укрепляя его на тяжком пути к цели. Кто может знать все пути харконненской жестокости? Уанна могла быть еще жива. Он должен удостовериться сам.
— Не тревожьтесь за нас, Веллингтон, — мягко сказала Джессика. — Это наша проблема, не ваша.
«Она думает, что я тревожусь о ней! — Он смигнул слезу. — И она, конечно, права. Но я должен предстать перед этим черным бароном, исполнив порученное мне дело, и использовать единственный мой шанс, чтобы нанести удар тогда, когда он будет менее всего готов к этому, когда он будет слабее всего, — в момент его торжества!»
Юйэ вздохнул.