Весь
Ярослав Гашек
(в одном томе)
Рассказы 1901–1908 гг.
Сельская идиллия
Был прекрасный июльский день. Я весело шагал по живописной долине Сазавы. По одну сторону реки простирались густые леса, по другую тянулись поля шумящих хлебов. Целью моего пути было местечко Ледеч. Солнце сияло вовсю, хотя уже близился вечер.
Я не очень хорошо ориентировался в этой местности, и весьма вовремя мне пришло в голову справиться у подростков, пасущих коров на опушке леса. Я спросил их, как скорее всего добраться до Ледеча. И пошел вперед, не обращая внимания на комья земли, которыми меня, чужака, любовно потчевали эти пастухи.
Пройдя лесом примерно полчаса, я увидел башню костела в деревне С. Я прибавил шагу и вскоре очутился на деревенской площади. Мне хотелось есть, и я направил свои стопы в трактир, откуда слышалась громкая музыка.
На пороге сидела девчушка лет пяти и горько плакала.
— Чего ты плачешь? — спросил я ее.
— Дядечка умер, и сегодня его хоронили. Мама сказала, что больше он не вернется, а в воскресенье он всегда давал мне крейцер.
— Ну не плачь, — успокаивал я ее. — Вот тебе два крейцера.
Девчушка утихла, взяла два крейцера и радостно побежала к лавчонке, расположенной неподалеку.
Я вошел в трактир. Там было полно народу и царило оживление.
Громкий смех звучал то у одного, то у другого стола.
Откуда-то из глубины, где устроились музыканты со своими инструментами, доносился настоящий адский грохот.
Через окно виднелся садик, там танцевала молодежь.
У девушек на головах красовались белые венки, и парни были одеты по-праздничному, хотя день был будничным.
Я разглядывал хоровод танцующих, и вдруг мое внимание привлекли пожилая женщина с девушкой лет двадцати. Девушка не переставая плакала, а пожилая женщина лишь время от времени вытирала платком глаза.
Утолив голод и жажду, я завел разговор со стариком, сидевшим за моим столом.
Пожаловался на жару, царившую в тот день.
— Да, жара, — сказал старик, — и дождика не видать так что, слава богу, нам повезло.
— А это что, свадьба? — спрашиваю я старика.
— Свадьба? Да что вы! Нет, поминки справляем. Умер брат здешнего трактирщика, не бедный был. Дом имел и на книжке тысчонку-другую. Да и не женатый, вот все трактирщику и досталось. У нас обычай: если кто умер, так после похорон от наследников всем угощенье. Трактирщик хотел устроить поминки поторжественней и пригласил музыкантов, родственникам поднес пива, народу набралось много, ну, он еще и подзаработает.
— Поглядите, — продолжал он, — видите, вон там женщины плачут? Старостиха с дочкой. Дочка собиралась замуж за покойного. Но человек предполагает, а бог располагает. Брат трактирщика был уже год как болен и позавчера умер. Когда об этом узнали у старосты, так обе, старостиха и дочка, чуть не рехнулись и с той поры бесперечь плачут.
Еще с полчаса я посидел с разговорчивым старичком, выслушивая рассказы об урожае, о его жизни и, наконец, расплатившись, отправился в путь дальше.
Старостихи с дочкой уже не было видно в садике.
Шагая по дороге, я размышлял о чувствительной картине, увиденной мною в трактире, как вдруг ход моих мыслей был прерван криком, донесшимся из домика, прилепившегося у дороги.
— Ах ты, глупая девка, уж не могла заставить, чтобы он на тебе женился, все равно бы сдох, и мы бы все после него унаследовали! А теперь все захапает этот боров трактирщик.
Вскоре из домика вышли две женщины; они присоединились к группке крестьянок, стоявших перед соседним домом.
Молодая, всхлипывая, говорила:
— Господи боже, такой молоденький, а на тебе — умер!
Пожилая тоже ударилась в слезы.
— Чего уж тут плакать, ничего не поделаешь, это каждого ожидает, голубушка, — успокаивала старостиху одна из женщин.
И вся группа направилась к трактиру, откуда звучала веселая музыка.
Смерть горца
Михаэл Питала бежал из тюрьмы. Укрываясь в высоких хлебах и в лесах, он постепенно приближался к югу, к горам. Крестьяне кормили его, снабжали одеждой и едой для дальнейшего пути.
Близился вечер. Дорога белой змеей извивалась по склонам гор. На их вершине, на горном перевале стоял крест.
Беглец медленно подымался по пыльной дороге. К длинному запыленному кафтану, какие носят крестьяне в Тарновском крае Галиции, дрожащей морщинистой рукой он прижимал маленький узелок с продуктами.
Он опасливо озирался, а на лице его была написана решимость, едва лишь вдали блеснет штык стражника, броситься по крутому склону в долину.