Я вовсе не был уверен, что он помнит меня, но это было не столь уж и важно. Я подошел. Он поднял глаза от чашки кофе, ухмыльнулся и сказал:
— О, кого я вижу! Знаменитый стрелок Майк Хаммер собственной персоной!
— Привет, сержант!
— Перестань, Майк. Давай не будем смущать публику. Для тебя я просто Пеппи. Хоть и постарел, но все еще Пеппи… Присаживайся.
Я скинул плащ, повесил его на спинку стула и сел.
— Ты уже ел, Майк?
— Пил кофе.
— Тогда советую яйца по-мексикански. Новое блюдо. Очень даже ничего.
И тут же возле столика возникла пухленькая официантка и широко, во весь рот, улыбнулась.
— Как насчет овсяных хлопьев с двухпроцентным молоком? — Она была явно ошарашена моим выбором, но заказ тем не менее приняла.
— Ты чего это, а, Майк?
— Доктор прописал. Сижу на чертовски строгой диете. Тут меня недавно подстрелили, скверная рана.
Прозвучавшее в ответ «о-о» означало, что это для него не новость, но что проблему мою он понимает.
В течение нескольких минут мы вспоминали старые добрые времена, потом, когда принесли заказ, Пеппи заметил:
— Послушай-ка, если не ошибаюсь, мы виделись лет двадцать тому назад. И ты тогда чего-то от меня хотел. Наверное, и теперь неспроста заявился, верно?
Я отпил глоток кофе, размешал хлопья в молоке и ответил:
— У тебя всегда была хорошая память, Пеппи. Времена сухого закона еще не забыл?
— Ты чего, биографию мою писать собрался?
— Как-то пока в голову не приходило. Слыхал о таком человечке по имени Гаррис Швыряла?
— Конечно. Но он уж давно помер.
— Ну а что был за тип при жизни?
— Скользкий, что твой хорек. В целом вроде бы неплохой парень, но очень осторожный и ловкий в деле. — Он подцепил вилкой кусок яичницы. — А что конкретно тебя интересует?
— Его действия. Как он работал.
Пеппи пожал плечами, собираясь с мыслями.
— Работал только с первоклассным товаром. Разные идиоты платили бешеные деньги за разбавленное водой виски, а он поставлял самое лучшее, канадское. Да, стоило оно не дешево, но зато было высшего качества.
— А где добывал?
— Грузовики доставляли его прямиком из Канады, во главе всей этой колонны ехал сам Гаррис в стареньком «Рено». В те дни дороги были совсем не те, что сейчас, и он разрабатывал собственный окольный маршрут. Этих тропинок на картах не значилось. Да, востер был старикан… В грабежах участвовал лишь пару раз, по сравнению с тем, как шустрили на дорогах другие разбойники, — сущая мелочь.
— Ну а феды? — осведомился я.
— Черт, он просто сводил с ума это племя! Им ни разу не удалось даже и близко к нему подойти. Нет, они прекрасно знали, что за товар он возит, и думали, что знают его маршруты. Но из их засад никогда ни хрена не выходило.
— Ну а пункт передачи товара у него имелся?
— Должно быть, да, — ответил Пеппи. — Ведь на грузовиках в город не сунешься. Он разгружался где-то по дороге. Коробки переносили в другие машины, а уж те доставляли товар заказчику. И ни разу при этом не попался.
— Стало быть, старина Гаррис сколотил целое состояние?
— Неужели! Ясное дело. И знаешь, что самое интересное? Никто из нас не понимал, как это ему удается. Но мы по-своему даже радовались за него. Ведь те придурки, что приняли сухой закон, воображали себя Бог весть какими умниками. Пытались строить из себя людей высокоморальных, истинных стражей закона. А на самом деле лишь позволили расплодиться всякому жулью.
— Да, но уже после того, как сухой закон отменили, он со своим делом не расстался. Продолжал поставлять хорошее, качественное виски в разные заведения по всему городу. И никто не понимал, как это ему удается.
— И знаешь, что самое странное, Майк?
— Что?
— При том, что власти так жестко контролировали все, что связано с алкоголем, начиная от производства и кончая продажей, ни один из производителей ни разу не предъявил ни одного фальшивого документа. Ни у одного из них ни разу ничего не украли, причем действовали они вполне открыто. А как только Гаррис помер, все это тут же прекратилось. И продолжателя дела у него не нашлось.
Пару минут мы сидели в полном молчании. Затем, когда официантка подлила мне еще кофе, я сказал:
— Ну и что ты думаешь по этому поводу, Пеппи?
— Да ничего. Просто удивляюсь, к чему это тебе понадобилось вспоминать старые времена.