— Номер Мортимера… — бросил комиссар управляющему.
Но тот совершенно потерял голову. Вокруг одиноко возвышающегося среди толпы Мегрэ сновали охваченные паникой люди; в довершение всего женщины кричали, плакали, а то и топали ногами.
Номер Мортимера был совсем рядом. Комиссару не пришлось даже открывать дверь — она так и оставалась распахнутой. На полу еще дергалось окровавленное тело.
Мегрэ бегом бросился на третий этаж, припал ухом к двери, которую собственноручно закрыл на ключ: в номере парила полная тишина. Комиссар повернул ключ в замке.
В номере Петерса Латыша никого не было!
На полу, около камина, по-прежнему стоял чемодан, через который был перекинут костюм из магазина готового платья.
Через открытое окно тянуло холодом. Оно выходило во двор-колодец. Внизу чернели прямоугольники трех дверей.
Пока Мегрэ, тяжело ступая, спустился вниз, толпа несколько успокоилась. Среди постояльцев нашелся врач. Но ни женщинам, ни тем более мужчинам не было никакого дела до Мортимера, над которым колдовал медик.
Все взгляды были прикованы к Анне Горскиной, сидевшей в наручниках посреди коридора: брань, проклятия, угрозы, обращенные к зрителям, непрерывным потоком слетали у нее с губ.
Из лифта с разбитым стеклом вышел переводчик администрации в сопровождении полицейского.
— Увести, — приказал Мегрэ.
За его спиной раздались приглушенные крики протеста.
Казалось, комиссар один заполнял весь коридор.
Упрямый, неповоротливый, Мегрэ подошел к Мортимеру.
— Ну что?
Врач пустился в длинные объяснения: он был немцем, французским владел плохо и постоянно путал слова обоих языков.
Выстрелом миллиардеру практически снесло челюсть.
На ее месте зияла красно-черная дыра.
Рот, который не был больше ртом, неожиданно приоткрылся, оттуда вырвалось клокотанье и хлынула кровь.
Никто ничего не понял — ни Мегрэ, ни врач, который, как выяснилось впоследствии, был профессором Боннского Университета, ни те несколько человек, что стояли ближе всего к умирающему.
На шубе Мортимера лежал пепел от его сигары. Одна рука так и осталась разжатой, застыв с растопыренными пальцами.
— Мертв? — спросил комиссар.
Врач отрицательно качнул головой, и оба замолчали.
Шум в коридоре стихал. Полицейский шаг за шагом оттеснял сопротивляющихся любопытных.
Губы Мортимера сомкнулись и опять приоткрылись.
Врач застыл и несколько секунд не двигался.
Потом поднялся, словно стряхнув с себя тяжесть, и сказал:
— Мертв, ja[10]… Это было тяжело.
На шубу убитого кто-то наступил, и на одной поле явственно отпечатался след ботинка.
В дверном проеме возник и молчаливо застыл полицейский сержант с серебряными галунами.
— Какие распоряжения?
— Заставь выйти всех без исключения, — приказал Мегрэ.
— Женщина вопит.
— Пусть вопит.
И Мегрэ застыл около камина, в котором так и не развели огонь.
Глава 14
Корпорация «Угала»
У людей каждой расы свой запах, которого не переносят представители других рас. Мегрэ открыл окно и беспрестанно курил, но запах продолжал раздражать его. Неужели его одежда успела им пропитаться, пока он был в гостинице «У Сицилийского короля»? Или так пахло на улице? Мегрэ начал ощущать этот запах уже тогда, когда хозяин гостиницы в черной ермолке приоткрыл перед ним окошечко на своей двери. Запах усиливался от этажа к этажу. В комнате Анны Горскиной он был особенно густ. Правда, там повсюду была разбросана еда. Куски дряблой колбасы отвратительного розового цвета, нашпигованной чесноком. На блюде — жареная рыба, плавающая в кислом соусе. Окурки русских папирос. Полдюжины чашек с остатками чая на донышке. Постельное белье казалось все еще влажным, от всего несло кислятиной, как в помещении, которое никогда не проветривается. Этот маленький серый полотняный мешочек Мегрэ нашел во вспоротом им матрасе. Из него выпало несколько фотографий и диплом. На одной из них была запечатлена неровно вымощенная уходящая под уклон улица, по обеим сторонам которой стояли старые дома с коньками на крышах: таких домов много в Голландии, только в отличие от них эти были выкрашены в ослепительно белый цвет, на фоне которого виднелись черные контуры окон, дверей, карнизов.