Мегрэ наблюдал за Латышом, за лихорадочным возбуждением на его лице.
— Кто изготовлял фальшивые бумаги?
— Петерс научил меня подделывать любой почерк, заставил пройти курс химии. Я жил в маленькой комнате, и он давал мне двести марок в месяц. Через несколько недель он купил себе машину и стал катать в ней любовниц. Мы подделывали главным образом чеки. Из чека на десять марок я делал чек на десять тысяч, а Петерс сплавлял их в Швейцарии, Голландии, один раз даже в Испании. Я много пил. Он презирал меня, обращался со мной жестоко. Однажды из-за меня его чуть не арестовали — я не совсем удачно подделал чек Он избил меня тростью. А я молчал. Я по-прежнему им восхищался. Не знаю, почему. Впрочем, он всем внушал восхищение. Одно время он мог, если бы захотел, жениться на дочери немецкого министра. Из-за неудачно подделанного чека нам пришлось уехать в Париж, где я сначала жил на улице Эколь де медсин. Петерс уже не работал в одиночку. Он связался с несколькими международными бандами. Много бывал за границей и все реже прибегал к моим услугам. Разве что иногда, когда надо было подделать какую-нибудь бумагу: я в этом деле здорово поднаторел. Он давал мне немного денег. «Ты годен только на пьянство, грязный русский!» — не уставал он повторять. Однажды он объявил, что уезжает в Америку для какой-то грандиозной аферы, которая сделает его миллиардером. Приказал мне перебраться в провинцию, потому что в Париже служба контроля за иностранцами уже несколько раз меня допрашивала. «Сидеть тихо — вот и все, чего я от тебя прошу. Немного, правда?» Я уехал в Гавр.
— Там вы встретили ту, которая стала госпожой Сванн?
— Ее звали Берта…
Он замолчал. На шее резко обозначился кадык.
Наконец, Петерс не выдержал:
— Тогда я еще мог захотеть «кем-то» стать. Она была кассиршей в гостинице, где я жил. Видела, как я каждый день прихожу пьяный. И бранила меня. Она была совсем молоденькая, но серьезная. Глядя на нее, я думал о доме, о детях… Однажды вечером, когда она читала мне мораль и я был не очень пьян, я разрыдался в ее объятиях и поклялся, что стану другим человеком. Мне кажется, я сдержал бы слово. Мне все опротивело. Мне надоело бродяжничать. Так прошел почти месяц. Понимаете, это глупо… По воскресеньям мы вдвоем отправлялись в концерты. Стояла осень. Мы возвращались через порт, смотрели на корабли. О любви мы не говорили. Она утверждала, что она мне только друг. Но я знал, что когда-нибудь… Так вот, однажды вернулся брат. Я ему срочно понадобился. Он привез с собой целый чемоданчик чеков, которые надо было подделать. Спрашивается, где он их только набрал! Там были чеки всех крупных банков мира. По случаю он сделался морским офицером и взял себе имя Улафа Сванна. Он остановился в моей гостинице. Пока неделями напролет — это тонкая работа! — я подделывал чеки, он носился по портам побережья и скупал суда. Новая его афера продвигалась. Он объяснил мне, что договорился с одним из крупнейших американских финансистов, который, судя по всему, должен был играть в комбинации закулисную роль. Речь шла о том, чтобы объединить в одних руках все крупные международные банды. Уже удалось создать синдикат бутлеггеров. Нужны были малотоннажные суда для контрабанды спиртных напитков… Стоит ли вам рассказывать, что было дальше? Петерс запретил мне пить, чтобы заставить меня работать. Я жил взаперти у себя в комнате, обложенный лупами часовщиков, кислотами, перьями, чернилами всех сортов, был даже портативный печатный станок. Однажды я неожиданно зашел к брату. Берта лежала в его объятиях. Латыш нервно схватился за бутылку, где рому оставалось только на донышке, и залпом допил ее…