Выбрать главу

Миссис Мортимер Ливингстон не привыкла, чтобы на нее смотрели вот так. Она закусила губу, побагровела под слоем пудры, раздраженно стукнула каблучком об пол.

Мегрэ по-прежнему смотрел на нее.

Тогда, доведенная до крайности или просто не зная, что предпринять, она изобразила нервный припадок.

Глава 3

Прядь волос

На набережную Орфевр Мегрэ приехал около полуночи.

Гроза бушевала вовсю. Ветер нещадно трепал деревья на набережной, и мелкие гребешки волн танцевали вокруг плавучей прачечной.

В уголовной полиции было почти безлюдно. Однако Жан сидел на своем месте в приемной, наблюдая за коридорами, вдоль которых тянулись пустые сейчас кабинеты.

Из дежурки долетали громкие голоса. За ней то из-под одной двери, то из-под другой выбивались полоски света: какой-нибудь комиссар или инспектор никак не мог закончить дела. Во дворе работал мотор одной из машин префектуры.

— Торранс вернулся? — поинтересовался Мегрэ.

— Только что.

— А как моя печка?

— Пришлось открыть окно, так было жарко. Даже стены запотели.

— Пусть принесут пива и сандвичей. Лучше с горбушкой, ладно?

Мегрэ толкнул дверь, позвал:

— Торранс!

И бригадир Торранс проследовал за ним в кабинет. Перед отъездом с Северного вокзала Мегрэ позвонил ему и приказал продолжать расследование.

Мегрэ было сорок пять. Торрансу едва стукнуло тридцать, но во всем его облике уже было что-то внушительное, делавшее его похожим на слегка уменьшенную копию шефа.

Они провели вместе уже не одно дело и понимали друг друга с полуслова.

Комиссар снял пальто, пиджак, расслабил узел галстука.

Повернувшись лицом к печке, он несколько минут наслаждался ощущением тепла, разлившегося по телу, потом спросил:

— Ну что там?

— Представители прокуратуры прибыли очень быстро. Отдел идентификации сделал снимки, но отпечатки пальцев — не потерпевшего, конечно, — идентифицировать не удалось. Их нет в картотеке.

— Насколько я помню, в ней нет отпечатков Латыша?

— Отпечатков нет, только его «словесный портрет».

— Значит, нет доказательств, что убитый — Петерс Латыш?

— Но нет и доказательств, что это не он.

Мегрэ потянулся за трубкой и кисетом, где уже ничего не оставалось, кроме коричневой пыли. Торранс машинально протянул ему коробку прессованного турецкого табака.

Оба молчали. В трубке, разгораясь, потрескивал табак.

Затем послышались шаги и позвякивание посуды. Торранс открыл дверь.

Вошел официант из пивной «У дофины», поставил на стол поднос с шестью кружками пива и четырьмя толстыми сандвичами.

— Хватит? — поинтересовался он, увидев, что Мегрэ не один.

— Порядок.

Не прекращая курить, Мегрэ принялся за пиво и сандвичи, не забыв при этом пододвинуть кружку бригадиру.

— Дальше…

— Я опросил проводников поезда. Они подтвердили, что в поезде был безбилетник. Или убийца, или убитый. Судя по всему, сел в Брюсселе с другой стороны вагона. В пульмановском вагоне спрятаться легче, чем где-нибудь: в каждом вагоне есть большое багажное отделение. Латыш заказал чай между Брюсселем и границей, пролистал кучу английских и французских газет с финансовыми вкладышами. Между Мобёжем и Сен-Кантеном посетил туалет. Проводник это помнит, так как, проходя мимо, Петерс Латыш сказал: «Принесите мне виски».

— И он скоро вернулся на свое место?

— Четверть часа спустя он уже пил свое виски. Но проводник не видел, как он вернулся.

— Потом никто не пытался попасть в туалет?

— Подождите! Одна пассажирка пробовала открыть дверь. Замок заело. Только в Париже проводник сумел взломать дверь и обнаружил, что в замке были металлические стружки.

— До этого никто не видел двойника Петерса?

— Никто, иначе на него обратили бы внимание, поскольку вид у него был обтрепанный — в таком виде не ездят в фешенебельных поездах.

— Какая пуля?

— Стреляли в упор из шестимиллиметрового пистолета. Выстрел вызвал такой ожог, что врач считает: его одного было бы достаточно, чтобы наступила смерть.

— Следов борьбы никаких?

— Ни малейших. Карманы пусты.

— Знаю.

— Минутку. Я все-таки нашел вот это в жилетном карманчике, который был застегнут на пуговицу.

И Торранс вытащил из своего портфеля прозрачный конвертик из вощеной бумаги, в котором на просвет была видна прядь темных волос.