Колбаса оказалась вкусной, вино — легким, слегка кисловатым. В лавке пахло корицей и керосином. Ворота шлюза открылись, и буксир, ведущий за собой баржи, как курица цыплят, продвигался к верхнему шлюзу. Смотритель, освободившись, подсел за стол к Мегрэ.
— А я думал, что вы сегодня вечером уезжаете.
— Кто это вам сказал? Смотритель немного смутился.
— Ну, знаете, если верить всему, что говорят!..
Малик не терял времени даром: он защищался. Неужели он уже успел спуститься к шлюзу?
Издалека, сквозь зелень парков, просвечивали крыши горделивых домов Аморелей и Кампуа — дом старухи Бернадетты Аморель и ее зятя, за ним — выделяющаяся из всех кичливой роскошью вилла Эрнеста Малика и, наконец, посреди холма — особняк Кампуа, скорее похожий на жилище крестьянина, чем на дом солидного буржуа, но очень добротный, со стенами, выкрашенными в розовый цвет. На другом берегу высилась старая, запущенная дворянская усадьба Гру, предпочитавшего закладывать свои земли, чем видеть, как его леса превращаются в карьеры.
Кстати, сам г-н Гру оказался неподалеку. Мегрэ разглядел на солнце его лысую голову и холщовый костюм цвета хаки. Старик сидел с удочкой в зеленой лодке, привязанной между двумя шестами.
Воздух был неподвижен, вода — как зеркало.
— Скажите, пожалуйста, — обратился Мегрэ к смотрителю, — ведь вы должны разбираться в таких вещах. Будет сегодня луна?
— Смотря в какое время. Взойдет она около полуночи над лесом, что виден отсюда вверх по течению.
В общем, Мегрэ был доволен собой, и все же его не покидала смутная тревога, не ослабевавшая, а, напротив, нараставшая по мере того, как шло время.
Он провел целый час на набережной Орфевр с хорошо знакомыми людьми, которые по старой привычке продолжали называть его шефом. И все-таки…
О чем они говорили после его ухода? Не о том ли, что ему недостает прежней работы и что он вовсе не так уж счастлив в деревне, как уверял всех и каждого. Недаром он ухватился за первый представившийся случай.
А теперь он всего лишь любитель. Да, не более чем любитель.
— Еще по стаканчику белого? Смотритель шлюза не отказывался. После каждого глотка он привычным жестом утирал рот рукавом.
— А что, молодой Малик, Жорж Анри, часто рыбачит с вашим сыном?
— Да, сударь.
— Он любит рыбачить, не так ли?
— Да, он любит реку, любит лес, животных.
— Славный мальчик!
— Очень славный! И совсем не заносчивый. Посмотрели бы вы на них вдвоем с барышней!.. Они часто спускались вниз по реке в своей лодке. Я даже предлагал им открыть шлюз, хотя обычно для небольших лодок это не делается. Но они всегда отказывались, предпочитая переносить лодку. А возвращались они обычно поздно вечером.
С наступлением ночи или, вернее, посреди нее Мегрэ предстояло выполнить неприятную задачу. Ее нужно выполнить, а там будет видно, ошибся он, превратился в старого дурака, годного только сидеть дома, или еще на что-то способен.
Мегрэ расплатился и медленно пошел вдоль берега, посасывая трубку. Дожидаться ему пришлось долго. Казалось, в этот вечер солнце и не думает заходит!. Слегка подернутая рябью река медленно и чуть слышно катила свои воды, а вьющаяся над ней мошкара обрекала себя на погибель, опускаясь к самой воде, где ее тут же заглатывали рыбы.
Никого не было видно — ни братьев Малик, ни их слуг. В тот вечер все словно замерло. Около десяти часов, покинув гостиницу «Ангел», где были освещены только окна в комнате Жанны и в кухне — там еще копошилась Ремонда, — Мегрэ, как и накануне, направился в сторону станции.
Белое вино, несомненно, возымело действие: путевого обходчика на этот раз не оказалось на обычном месте. Мегрэ проскользнул незамеченным и поднялся на железнодорожную насыпь.
За деревцами орешника, примерно на том же месте, где комиссар прятался вчера вечером, его, как было условленно, уже дожидался Мимиль. Он спокойно стоял, расставив ноги, с погасшей сигаретой во рту, будто вышел перед сном подышать воздухом.
— Еще не появлялся?
— Нет.
И они стали молча ждать, время от времени переговариваясь шепотом. Как и накануне, окно в комнате Бернадетты Аморель было открыто, в тусклом свете можно было разглядеть старую даму, шагавшую взад и вперед по комнате.
Около половины одиннадцатого в парке Маликов возникла мужская фигура, и все произошло точь-в-точь как прошлой ночью. К человеку с пакетом в руках подбежали собаки и проводили его до дверей верхней псарни. Войдя в помещение, он оставался там значительно дольше, чем накануне, а потом вернулся наконец в дом, где сразу осветилось окно на втором этаже. Окно на минутку открыли, а затем задернули занавески.