Плайя-Меса – это треугольный полуостров в Тихом океане. Дом Брит Минз находится на одной стороне этого треугольника, а мой на другой.
Мы уселись за массивный обеденный стол у нее дома, чтобы выполнить наше задание. Дизайн этого стола разработала ее мать, а ее отец сделал его из дерева. На столе стоит деревянная миска с чипсами из питы с чесноком. Эту миску отец Брит вырезал сам. Стол стоит в изгибе кухонного гарнитура, разработанного ее мамой и построенного папой. Родители Брит – архитекторы. Они легко разрабатывают и изготавливают разные вещи, большие, богато декорированные, причем неизменно высокого качества.
На кухне появляются ее родители. На них одинаковые худи, одинаковые тапочки из овечьей шкуры, а в руках у них одинаковые кружки с чаем. Оба они хрупкого телосложения и напоминают добрых друидов из видеоигры, в которую я раньше играл. Мне кажется, что много веков назад их отважные предки вместе приехали сюда откуда‐то из Европы.
– Мы будем наверху, – говорит мама Брит и многозначительно улыбается. Точно так же моя мама улыбнулась нам с Джо на прошлом Сборище.
Что вообще происходит?
– Рад с тобой познакомиться, Фрэнк, – произносит отец Брит.
И они синхронно поднимаются на второй этаж. Мы с Брит остаемся на кухне одни. Она некоторое время смотрит на меня так, как смотрят на любимую картину в музее, а потом вдруг говорит:
– Ты бери нечетные, а я четные.
Это она о задании. Брит заправляет за ухо прядь волос и берет свой механический карандаш Zeichner Profi 0,5 мм, которым так легко можно выводить разные графики функций и геометрические фигуры. Я жую нижнюю губу, но потом вспоминаю Первое Правило Человека: никакого аутоканнибализма. Поэтому я съедаю чипс из питы с чесноком. Брит делает то же самое. Мы снова и снова берем добавку и снова и снова жуем. В конце концов наши пальцы соприкасаются в миске, и мы отдергиваем руки, словно чипсы наэлектризованы.
– Извини, – говорит она.
– И ты меня, – отвечаю я.
– За что? – спрашивает она.
– Не знаю, – отвечаю я.
Она почему‐то улыбается, причем так, что ее улыбка будто бы говорит: «А я знаю за что».
– Давай поскорее покончим с этим? – спрашивает она.
– Давай, – говорю я.
Задачки легкие. А вот над зарисовками приходится потрудиться. Брит включает музыку на своем смартфоне, но потом переключает звук на нормальную беспроводную колонку.
– Ненавижу слушать музыку через маленькие динамики, – признается Брит.
Я как раз хотел сказать то же самое, но она меня опередила, и мое сердце начинает биться чаще.
Когда мне удается прийти в себя, я начинаю рисовать. Мой рисунок маленький – так проще, поэтому я заканчиваю его быстро. Брит, следуя моему примеру, тоже рисует небольшую фигуру. Наши грифели скрипят. Брит толкает меня локтем.
– Ну ты и читер, – говорит она.
– Я же выполнил задание, – отвечаю я, – просто подошел к нему с умом.
– Готово, – произносит Брит.
Мы убираем грифели и кладем карандаши.
– Неплохо, – говорю я, глядя на ее рисунок.
– И у тебя тоже нормально вышло, – отвечает она, глядя на мой.
Милостивый летающий макаронный монстр на пастафарианских небесах! Да Брит, кажется, со мной флиртует!
– Чем ты теперь хочешь заняться? – спрашиваю я.
– Не знаю. А ты чем бы занялся?
Она подсаживается ко мне поближе. Настал момент, когда в фильмах для подростков герой смахивает домашнюю работу на пол и целует героиню. Но, как я уже говорил, в моем списке поцелуев лишь один пункт, да и он был случайностью.
Мне почему‐то кажется, что у Брит список поцелуев не длиннее моего. Тем не менее она, видимо, готова. Да? Иначе зачем ей придвигаться ко мне, верно? Значит, так оно все происходит?
На самом деле я понятия не имею, как все это происходит. Я вообще не понимаю, что сейчас происходит. Я смотрю в ее бездонные серые глаза, в которых отражается вечность, а она смотрит на меня, и ее глаза такие бездонные, серые и с отражением вечности, что я ничего не могу в них прочитать. Может, я ошибся. Может, Брит просто любит подсаживаться к парням поближе, смотреть им в глаза и ничего не говорить.
– Забыл очки, – раздается голос ее папы.
Мы поднимаем глаза и видим, как папино худи скрывается за углом.
– Пойдем на улицу, – говорит Брит, вставая, – я тебе хочу кое‐что показать.
Мы выходим в ночь под поставленную на повтор мелодию сверчков. Как и везде в Плайя-Месе, тут один фонарь на километр. И вне этого одинокого ледяного конуса света – непроглядная тьма безлунного неба, видны лишь звезды и бледные блики на припаркованных машинах. – А чего так много машин? – спрашиваю я.