– Кто‐то устроил вечеринку. Мне кажется, сегодня День независимости Армении.
Брит перебежками, пригнувшись, начинает обходить автомобили. Она похожа на длинноволосого чертенка. – О! Гляди! – Она открывает одну из машин. – Брит! – усмехаюсь я в ответ.
– Их никогда не закрывают, – отвечает Брит, открывая дверь шире. – Прекрасная иллюстрация на тему предрассудков. Одни районы люди считают безопасными, а к другим относятся с предубеждением. На Делгадо-Бич открытую машину никто не бросил бы.
– Ну, Плайя-Меса все‐таки довольно безопасный район.
– Если бы мы провели исследование, то точно нашли бы корреляцию между количеством незапертых машин и уровнем доходов жителей района. Готова поспорить на миллион баксов.
– Ха-ха! – Я начинаю смеяться, но тут же замолкаю.
К моему ужасу, Брит заглядывает в машину и достает жестянку с мятными леденцами, кладет один себе в рот и мне тоже бросает конфетку.
– Попробуй.
– Ты с ума сошла, – отвечаю я, смеясь, и оглядываюсь. Но леденец все же беру.
Брит аккуратно прикрывает дверь и захлопывает ее движением бедра.
– Люди оставляют в машинах свидетельства собственной жизни. Я чувствую себя археологом. Автоархеологом.
– Слушай, это может плохо кончиться.
– Не паникуй, Фрэнк Ли, – отвечает Брит с наигранной дерзостью. – Да даже если нас поймают – ну и что? Я просто скажу: «Божечки, я такая пьяная! А машины вообще‐то надо запирать. Пока!»
Эти слова она произнесла как обычная отвязная калифорнийская девчонка, так что я даже невольно улыбнулся. Если бы мы были на уроке английского, то мисс Чит назвала бы это сменой кодов. Это как смена акцентов, только немного на другом уровне.
Дело в том, что с приятелями мы говорим не так, как с учителями (для друзей – калифорнийский разговорный английский, для учителей – калифорнийский официальный английский), и не так, как с девушками (тут нужен калифорнийский распевный), и не так, как с родителями-иммигрантами (у них калифорнийский «ты-вывел-меня-из‐себя»). Мы адаптируем свою речь под нашего собеседника. И не только адаптируем, как говорит мисс Чит. Люди меняют коды для того, чтобы кого‐то смутить, чтобы показать, кто тут главный, или чтобы прикинуться кем‐то другим.
Я всегда считал, что хорошо умею менять коды, но Брит в этом просто мастер. Она будто становится совершенно другим человеком. Интересно, какие еще коды она умеет использовать?
– Эта… Нет, здесь лампочка сигнализации мигает… – замечает Брит. – Может, эту?
Она открывает дверь.
– Ага!
– Я вскрываю машины с Брит Минз, – говорю я.
– Разве вскрываешь? Она же не заперта, – возражает мне Брит.
– И давно ты так развлекаешься?
– Всего пару месяцев. Я находила алкоголь и деньги, которые просто так лежали в машине. Однажды нашла старый полароид.
– Подожди, ты что, забираешь вещи себе?
Брит откапывает что‐то в салоне.
– Смотри! Компакт-диски. Кто в наше время их слушает?
Она бросает мне один диск, словно это фрисби. Я ловлю его и вижу, что все на нем написано по‐армянски.
– Слышишь, положи все это на место, – говорю я и стираю свои отпечатки с диска. Вдруг ФБР будет расследовать его исчезновение? Я бросаю диск Брит, но та нажимает на кнопку замка и захлопывает дверцу.
– Слишком поздно, – смеется Брит. – Тебе придется оставить его себе.
– Я тебе уже говорил, что ты с ума сошла? – спрашиваю я и засовываю диск в задний карман.
– Отвечу на твой вопрос. Нет, я себе ничего не беру. Просто перекладываю вещи в другие машины.
– Обалдеть. Это просто какая‐то метафора.
– Метафора?
Я на секунду задумываюсь. Метафора не идет в голову. Брит поступает плохо? Ну да, не совсем хорошо. Но, с другой стороны, это такая мелочь по сравнению с тем, что творят остальные. Их исключают из школ и арестовывают, они беременеют… А Декланд Айэрс, например, однажды напился, сел за руль новенького спортивного купе Q2S и разбился, въехав в столб. Это было самое трагичное и самое быстрое самоисключение из школы. Однако, с точки зрения упэшников, Брит ведет себя хуже некуда. И мне это очень нравится.
– Смотри, минивэн! – говорю я. – Просто сокровищница!
Такой же минивэн у мамы Кью. Я знаю, что у этой модели с обеих сторон раздвижные двери. Я завожу Брит в тень от микроавтобуса, двумя ладонями сжимаю ее щеки, чтобы заглушить ее хихиканье, и потом с видом знатока дергаю ручку. Щелк. Шурх. В салоне детские автокресла и мягкие игрушки, везде валяются воздушные крекеры и всякое такое. Я подталкиваю Брит внутрь, положив ладонь ей на спину чуть ниже пояса. Рукой я чувствую все ее изгибы. Мы медленно закрываем за собой дверь. В салоне звенящая тишина. Слышен каждый вдох и выдох. Я даже слышу, как она задела пальцами мои шорты.