Мы сидим на шаткой скамейке. Брит чуть отворачивается от меня. Чувствую, что мои уши начинают краснеть. Я понимаю ее без слов. Я вижу это в ее глазах – ее взгляд становится все более грустным. Я ей не позвонил.
– Я люблю тебя, – говорит она, обращаясь к мелким цветам, перед которыми мы сидим. – А ты меня любишь?
Я вздрагиваю от этого вопроса.
– Конечно.
– Тогда скажи это, пожалуйста.
– Я люблю тебя, Брит Минз.
Едва эти слова слетают с моих губ, она хватает меня за руку.
– Помоги мне с этим разобраться. Я все рассказываю своим родителям, у меня нет от них секретов. И они тоже всем со мной делятся. Папа может мне написать во время уроков, что открыл для себя новый сэндвич. – Вспоминая об этом, Брит смеется. – Наверное, у вас в семье все совсем по‐другому, – добавляет она.
«Черт побери, как же ты права! – хочется мне сказать. – Да мы фактически говорим на разных языках. Это реально так! Ты даже не представляешь, насколько тебе повезло: ты со своими родителями говоришь на одном языке!» Но вместо этого я говорю совсем другое:
– Прости. Я должен был тебе позвонить.
Такое ощущение, что она меня не слышит.
– Когда ты любишь человека, ты хочешь делиться с ним всем.
Брит прекрасно говорит на языке открытости, а я, как оказалось, нет. Мне надо бы ей все это объяснить, но это сложно и утомительно, а у меня мозг завис от усталости. Поэтому я просто снова и снова повторяю: «Я тебя люблю». Я понимаю, что эти слова – лишь временная мера, но гораздо проще любить Брит за теплицей, там, где нас никто не видит.
Глава 18
Белая ворона
– Если печь печенье в форме квадрата, круга и треугольника и использовать шесть разных видов глазури, то сколько разных комбинаций форм и…
– Восемнадцать, – отвечает Кью.
– Господи, ну ты хоть дай дочитать вопрос.
Мы сидим в его комнате после школы. Кью зевает:
– Мне кажется, мы готовы.
Он имеет в виду завтрашний тест. После теста занятий не будет. Поэтому после экзамена мы либо отправимся праздновать, либо попрячемся под одеяла на две недели – до тех пор, пока не объявят результаты.
– Эй, интернет, приглуши‐ка свет, – громко говорит Кью.
– Приглушаю свет, – отвечает умная колонка.
Свет лампы на потолке тускнеет. Кью берет в руки контроллер и снова зевает.
– У меня даже на игры сил нет, – жалуется он, бросает контроллер и ложится на спину, прикрывая рукой глаза.
– Жизнь – боль, – говорю я.
Кью пропускает мимо ушей мою остроту.
– Как прошел разговор с Брит?
– Хорошо.
– Но?..
– Никаких «но».
– «Но» как задница у человека, без него не обойтись.
Это наша старая шутка. Я вздыхаю. Ложусь на спину и тоже прикрываю рукой глаза. Так мы оба и лежим, прикрыв глаза.
– Ей, конечно же, было очень обидно, я, конечно же, извинился и пообещал, что больше не буду от нее закрываться.
– И ты намерен сдержать обещание?
– Да. Что‐нибудь придумаю.
– Превратишь ее в кореянку?
– Отдает расизмом. Ты что, расист?
– Это твои родители расисты. И они в ближайшем будущем не изменятся.
Я все это и без него прекрасно знаю. Мне нечего ему ответить, поэтому я просто давлю рукой на глаза до тех пор, пока перед ними не начинают кружиться черно-зеленые квадраты.
– Слушай, – говорит Кью, теперь его тон стал мягче, – ты, конечно, можешь злиться, но тебе, скорее всего, придется рассказать Брит ужасную правду про все то, что ты наворотил. Готовься.
– Спасибо за поддержку.
– А я тебя поддерживаю. Я всегда тебя поддерживаю.
– Вот сейчас я твоей поддержки не чувствую.
– Послушай…
Кью пытается отодрать руку от моего лица, но я сопротивляюсь, поэтому, когда он ее отпускает, я сам себя бью. Кью проворачивает это несколько раз подряд.
– Неужели тебе нравится самому себя бить? – спрашивает он.
– Ки-йа! – говорю я, вскакивая и пытаясь ударить Кью, но попадаю в воздух. – Почему я не могу встречаться с Брит и наслаждаться нашими отношениями, как самый обычный подросток? Почему меня никак не оставят в покое?
Кью делает в воздухе несколько резких рубящих движений.
– Вот почему: чем дольше ты будешь с ней встречаться, тем больнее в конечном счете ей сделаешь. Ты накапливаешь долг из эмоциональной боли, за которую тебе в конечном счете придется ответить. Поэтому тебе надо как можно скорее во всем признаться Брит.
Я обхватываю руками коленки. Он прав. Иди ты к черту, Кью, со своей правотой! Я не знаю, как сказать Брит о том, что ее вот-вот ждет столкновение с неприступной стеной предубеждений моих мамы с папой. Эта мысль меня пугает. И мысль о том, что произойдет потом, пугает меня еще больше.