Это событие одновременно и прозаичное, и совершенно исключительное. Прозаичное – потому что это всего лишь ужин, а исключительное – потому что все пять пар познакомились и подружились в Сеульском университете, а потом все вместе переехали в Южную Калифорнию, чтобы начать жизнь заново, и вот уже несколько десятилетий раз в месяц они встречаются за ужином.
Рабочий день подходит к концу. Папа меняет футболки: снимает ту, что подходит владельцу Магазина, и надевает серое поло, на котором будто бы написано: «Я успешен, мое дело процветает!» Она больше подходит для Сборища. Мы выключаем свет и запираем Магазин. Ехать до дома Кимов минут сорок.
На этот раз их очередь принимать Сборище, и они решили показать – их жизнь удалась. Они заказали огромный бразильский мангал, мясо на нем готовят настоящие бразильцы, которые заставляют всех гостей выучить главное слово этого вечера – «чурраскария». Плюс зона для дегустации вин. Плюс семидесятидюймовый телик с новыми шлемами виртуальной реальности, для того чтобы дети помладше могли поиграть в исследователей океанских глубин. Все это просто кричит: «Мы отлично устроились в Америке! А вы?»
А дополняем все эти атрибуты успеха мы, их старшие дети. Все мы родились приблизительно в одно и то же время. Все мы одновременно окончим школу. О нас постоянно говорят, словно мы знаменитости местного уровня: «Его избрали капитаном команды по академическому пятиборью» или «Она будет выступать с речью во время вручения дипломов».
Быть символом успеха утомительно, поэтому мы прячемся в игровой или еще где‐нибудь, пока младшие дети носятся по всему дому, а взрослые напиваются и поют корейскую попсу двадцатилетней давности (мы ни слова не понимаем). Так что нас, старших детей, можно сказать, связывает какая‐то странная дружба:
• мы встречаемся на четыре часа раз в месяц;
• во время этих встреч мы выходим из комнаты только для того, чтобы поесть;
• мы общаемся только во время Сборищ.
Эти Сборища – особый мир. Каждое из них – кусочек Кореи, навсегда застывший в янтаре, той Кореи начала девяностых, которую мои родители и их друзья привезли с собой в Штаты много лет назад. Корейцы в Корее уже живут по‐другому, там изобилие и технический прогресс; американские подростки, живущие по соседству с Кимами, играют под K-pop в танцевальные игры на огромных плазмах, а Сборища будто бы отбрасывают нас в прошлое. Ну и ладно. В конце концов, мы, дети, приходим на эти встречи ради родителей. Стали бы мы общаться друг с другом, если бы Сборищ не было? Вряд ли. Но сидеть вместе и игнорировать друг друга мы не можем – это скучно, поэтому мы болтаем и философствуем до тех пор, пока Сборище не заканчивается. И тогда нас выпускают в мир, который существует вне Сборища, где время идет своим чередом. Я называю нас лимбийцами[4].
Я с ужасом жду очередной встречи с лимбийцами, с которыми мне предстоит провести несколько часов в небытии между двумя мирами. И каждая встреча напоминает мне, что все они классные. Вот, например, Джон Лим (семь букв) разработал игру, которая неплохо продается в магазине мобильных приложений. Элла Чанг (девять букв[5]) зажигает на виолончели. Эндрю Ким (девять букв[6]) написал в соавторстве со своим партнером по YouTube-каналу довольно популярную книгу.
Я раньше думал, что подсчет букв в именах – это чисто корейская странность. Но на самом деле это не чисто корейская странность. Это просто странность. Наверное, всем, кто переехал в совершенно новую для них страну, хочется создать свои совершенно новые традиции. И так странность рождает странность. Однако при всех своих странностях наши родители обеспечили нам, своим детям, очень хорошую жизнь, и за это я им очень благодарен. Честное слово.
На этот раз во время Сборища лимбийцы засели в комнате Эндрю и играют в стрелялку.
– Привет, – говорю я.
– Привет, – отвечают они.
Джон Лим держит контроллер на вытянутых руках, как будто из‐за этого станет лучше играть. Эндрю Ким шипит от напряжения. Элла Чанг в очках с роговой оправой спокойно и непринужденно уделывает всех.
– Будешь играть? – тянет Элла.
– Ща, секунду.
Одной из лимбийцев не хватает. Я брожу по дому, пока ее не нахожу. Это Джо Сонг. Она сидит в комнате младшей сестры Эндрю Кима. Комната в пастельных тонах, и на полу куча больших деталей Lego.
Джо Сонг (семь букв), корейское имя – Ю Джин Сонг (девять букв). Когда нам с Джо было пять, и шесть, и семь лет, мы тайком таскали самые лакомые кусочки с праздничного стола до того, как всех звали ужинать. Или один из нас становился на стул, поднимал руку так высоко, как только мог, и опускал другому, оставшемуся внизу, в рот лапшу.
4
От слова «лимб» – в Средние века католики-богословы использовали его для обозначения места, где пребывают души, не попавшие ни в ад, ни в рай, ни в чистилище.