В холодном белом помещении находились только я, двое полицейских и патологоанатом средних лет в белом халате.
А в центре комнаты на железном столе лежала она… накрытая зеленой клеенкой.
Даже поверить не могу, что она сейчас здесь, передо мной… Вот лежит.
Она не у себя дома. Она не спит. Она не ест и даже не дышит. Она не общается с мамой и даже не плачет от горя в подушку. Она не делает уроки или говорит по телефону. Она не идет в магазин или гулять…
Она лежит мертвая передо мной.
Ее нет. Она мертва. Я не могу ничего ей сказать. Она не услышит. Она не ответит…
Ах, как больно!
Как страшно!
Как глупо…
– Вы знали, что у нее была собака? – выбил меня из моих мыслей тонкий.
– Собака? – не понял я.
– Да, повесилась она на ошейнике от собаки. Терьер.
Мои глаза намокли.
Она выгуливала свою собаку. Держала в руках поводок, не зная, что придет время, и она возьмет этот поводок, чтобы оборвать свою жизнь… Вот так – раз и навсегда. И она уже не сможет дышать…
Она уже не увидит маму, не сходит в магазин, не появится на практике, не вырастет, у нее не будет детей и семьи, у нее не будет внуков, она никогда не состарится, она уже мертва. Для нее все кончено…
Я выругался у себя в мыслях.
Как же… как все это…
Ах, Крис!
Крис…
– Где ее родители? – спросил я.
– Не выдержали,– ответил патологоанатом. – Посмотрели утром и ушли.
– Что будут делать с телом? Где ее похоронят?
Но мне ответили не сразу.
Я посмотрел на патологоанатома. Он же обменялся взглядом с полицейскими.
– Ее кремируют послезавтра,– ответил толстый,– пепел решили развеять над городом.
Что за?..
Вот черт!
Ее родители явно атеисты или что-то в этом роде…
Если верить в Библию, то придет время, когда все люди поднимутся из своих могил. Но если это так – даже предположительно, – то Крис уже не поднимется. Ее не будет со всеми нами.
Я ее не встречу после смерти…
Никогда уже не встречу.
От этого становилось еще более тошно и противно!
Дурно… Плохо… Голова кружиться…
– Это их решение, они – родители, и имеют на это полное право,– высказался патологоанатом.
Имеют право… Пфф!..
Ничего они не имеют!
Никто не имеет на это прав!
Никто…
– Вы посмотрите? – спросил толстый.
Должен посмотреть… Черт!
Не хочу…
Тогда я точно осознаю то, что она здесь передо мной, мертвая.
Не хотел я смотреть, но патологоанатом безжалостно подошел к столу и спустил клеенку до ее груди.
Крис… Это она – бледная и холодная. Будто спит… Но ее нет!
Ее нет!
И ее нет из-за меня!
Черт!
Твою мать!
Ругаюсь в мыслях…
На шее красный тонкий след.
– Признаков насилия не обнаружено,– сказал патологоанатом,– внешне только след на шее.
– Она что-нибудь принимала до смерти? Алкоголь? Наркотики?
– Скоро придет сестра, и мы начнем вскрытие, чтобы это выяснить.
– Родители не были против вскрытия?
– Обычно все против вскрытия. Ситуация кажется очевидно, но… даже элементарное самоубийство могло возникнуть из-за влияния каких-то психотропных веществ. Это мы и хотим выяснить.
Правильно.
– Но ее родители не возражали. Знаете… им было.
Все равно…
– … все равно,– закончил патологоанатом,– у них умерла дочь и не просто умерла. Вся ситуация слишком… печальная, им было не до этого.
– Понятно,– отрезал я.
Тогда все замолчали.
Я не сводил взгляда с ее лица. Ее бледного белого холодного лица. Ее глаза… закрыты – как больно.
Люди не выбирают себе дату рождения. Они до последнего не знают, какая будет написана вторая дата на их надгробии. Как странно… Люди каждый год проживают снова и снова этот день, это число и этот месяц, в который через сколько-то лет умрут… А Крис сама выбрала себе дату. Это был ее выбор – осознанный или нет– я не могу сказать.
И каждый год – это число будет для меня трауром. И вообще осень… Конец осени.
Она испортила своей смертью мое любимое время года.
Зачем, Крис? Зачем?
Что тебе это дало?
Легче стало?
Надеюсь… потому что мне ты сделала ужасно больно. Моя жизнь еще никогда не была такой тяжелой, как сейчас…
Глупая ты, Крис, глупая…
Какой была, такой и умерла…
Прости, что говорю так, но… сама понимаешь, что я прав.
Надо было потерпеть. Надо было…
И я сам закрыл ее лицо клеенкой. Не могу больше смотреть!
– Полагаю, теперь мы можем отправиться в полицейский участок, чтобы провести допрос,– сказал толстый,– нам пора.
И у меня не было никакого желания здесь больше находиться.
Как странно… эта минута – последний миг, когда я вижу Крис перед собой. Вообще вижу. Тот день нашей ссоры и ее взгляд – последнее, когда я видел живую Крис…