Илья к тому времени был отчислен из института за патологическое равнодушие к изучаемым предметам, побив все мыслимые рекорды по «хвостам». Эно понимал друга, но сам институт закончил, больше, правда, по некой инерции. Для своих прежних друзей и знакомых они стали чужими, оставаясь верными лишь их общей дружбе. Им уже не требовалось выискивать запрещенные книги – информации хватало, да и получать ее они научились другими, более простыми способами. Кант давно куда-то исчез – еще из института, когда там учились вместе Илья с Эно и они ничего не слышали о нем.
Потом Илья уехал с матерью в Израиль к каким-то родственникам. Эно спросил только: «Зачем? Какая разница – где?» На что Илья ответил: «Я чувствую, что мой путь должен продолжиться там». Они простились так, будто Илья просто возвращался, как это обычно бывало, в свою коммуналку в Сокольниках. Они обменялись чисто информативными письмами, и между ними воцарилось молчание, в котором было понимание того, что это неизбежно должно было произойти – тот путь, на который они ступили, не предусматривал традиционных понятий о любви и дружбе, которыми руководствовались все вокруг. Их связывало нечто большее, нежели дружба – их связывало Знание.
Из содержимого желтого пакета
Выдержка из статьи доктора Джозефа Йорка, журнал «Астрономик обсервер», перевод мелким почерком на обертке шоколада «Аленка»:
«…Весьма сомнительно так же и то, что наши астронавты высадились на Луне. Даже из официальных отчетов можно сделать вывод – фото и киноматериалы являются неумелой и, что более вероятно, сделанной второпях подделкой…
…Более того, из достоверных источников мне стало известно, что полет, предпринятый в июле 1969 года, стал самым шокирующем для NASA по той причине, что до Луны вообще не оказалось возможным добраться. (Неудивительно, что один из астронавтов сошел с ума.) Все это подтверждает мою версию пятилетней давности о том, что Луна, которую принято считать спутником Земли, находится вовсе не на расстоянии 384 000 километров, а отстоит от нашей планеты на много световых лет, и именно в этом случае мы имеем дело с невероятной по замыслу и весьма искусной по исполнению фальсификацией…»
Без пяти три Эно уже прогуливался на небольшом пятачке у метро «Площадь революции» возле телефонов-автоматов. Он сразу заметил человека, позвонившего ему, хотя речи о том, как им отличить друг друга в толпе не было. Это был худой долговязый парень лет двадцати пяти в сером пальто и надвинутой на лоб кроличьей шапке. Еще одной заметной деталью были огромные очки в черной оправе, закрывавшие ему пол-лица. Эно никак не показал того, что вычислил его, предоставив парню решить самому – подходить или нет. Через 15 минут парень приблизился к Эно и произнес:
– Ведь вы Юрий? Это я вам звонил.
У него оказалось узкое лицо, а очки с толстыми линзами увеличивали удивительно красивые глаза невероятного зеленого цвета, делая его похожим на наивного ребенка. На правой щеке виднелась свежая царапина – вероятно, парень нервничал, когда брился. Эно ободряюще ему кивнул и сказал:
– Вы что-то имеете мне рассказать. Давайте решим, где это будет удобнее сделать.
Два зеленых семафора за стеклами очков моргнули и парень начал:
– Знаете, у меня есть отдельная комната, хоть я и живу в коммунальной квартире…
Эно не дал ему закончить:
– Полагаю, что мы еще не настолько близки, чтобы вы приглашали меня к себе домой. Мороз сейчас градусов 15, поэтому и от прогулки, думаю, мы воздержимся. Посидеть в достаточно спокойной обстановке где-нибудь поблизости тоже не получится. Предлагаю попросту постоять – это близко. Там тепло и нас не потревожат.
Этим местом был ГУМ. Забравшись повыше, они облокотились о перила на одном из мостиков, перекинутых между торговыми рядами. Заметив, что незнакомец мнется, не решаясь начать, Эно сосредоточился и услышал два голоса: «Не стоит говорить ему все. Откуда ты знаешь, что он собой представляет?» – бубнил один. «Ерунда. Из дневника не похоже, чтобы он был из „этих“», – возражал другой. «Много из твоего дневника можно понять…»