Пока конюший отвлекся на содержимое бутылки, Рэй лихорадочно соображал. Стоит ли продолжать свое расследование? Ведь оно уже завело его туда, где нечего делать без серьезных покровителей и богатого опыта придворной жизни. Он очень сомневался в том, что правосудие свершится, даже если он найдет убийцу. Но, с другой стороны, если он сейчас отступится, то как он потом будет себя уважать? Что он будет говорить перед лишенной надгробного памятника могилой деда за оградой церковного кладбища? И Генри решился:
— Я просто поражен и пылаю белой завистью к столь богатым знаниям вашим и опыту, сэр. Мне, увы, не доводилось бывать в королевском дворце, а я бы хотел хоть краешком глаза взглянуть на него изнутри. Возможно, в замке есть вакансии для такого, как я?
Кучер одобрительно посмотрел на паренька, понимающего толк в вежестве. И с сомнением покачал головой.
— Ну разве что кухонным мальчиком у вертела стоять. Но так в замке ты ничего, кроме кухни, не увидишь, так как кухонных в чистые покои не пускают. А на места лакеев столько желающих из своих, что на стороннего даже и смотреть не будут. Был бы ты девкой, то мог бы в горничные пойти. Там постоянно то одна, то другая с места вылетают, — кучер сделал глоток и хохотнул, — с пузом.
— Спасибо, сэр, за рассказ, — поклонился Генри. — Когда Джозефу вас ждать?
Кучер зевнул, почесал волосатую грудь и глянул на солнце.
— Ну как обычно, на закате буду. Ну если только он снова не явится, я его найду и в карету запрягу, пусть так и знает.
— Он непременно придет, — еще раз поклонился Генри. — Можете не сомневаться.
Призрак и служанка
С утра в городе начались беспорядки. Бушевали ремесленники, недовольные тем, что наводнившие Лондон в последнее время фламандцы сбивали устоявшиеся расценки. По этой причине театр был временно закрыт.
Друзья собрались в гримерной, достоинством которой было не только хорошее освещение из большого окна, но и расположение, исключающее незаметный подход и подслушивание.
— Значит, ты все же решился… — Роджерс с сомнением покачал головой. — Ты понимаешь, что если тебя поймают, то…
— Да, мистер Гай, я прекрасно представляю, чем мне это грозит! — перебил его Генри.
— Ладно, займемся делом. Сэм, ты принес вещи Саттона?
— Вот, держите, — Далтон взгромоздил на сосновый, потемневший от времени стол тюк с одеждой. — Они говорят: «Когда будем делить добро Саттона?»… А я им: «Еще и девяти дней не прошло, вы не боитесь, что Джозеф начнет являться к вам призраком и требовать свои шмотки»? — Сэм хитро усмехнулся. — Глупцы, испугались. Как чувствовал, что может барахло пригодиться.
Друзья погрузились в исследования содержимого тюка, откидывая в стороны то, что заведомо было непригодно для переодевания в Саттона.
Разворачивая камзол, Роджерс выронил какую-то перевязь, находившуюся в рукаве.
— Ого, что это? — он поднял перевязь и развернул ее, поднеся поближе к свету.
Она представляла собой нечто вроде пояса со множеством кармашков, от пояса также шли две лямки-помочи, на которых тоже располагались кармашки. Все было сделано из шелка телесного цвета, местами, для жесткости, сложенного и прошитого в несколько раз.
— Однако, вот как Саттон таскал свою косметику! — воскликнул Далтон, вытащив из одного кармашка пудреницу, а из другого — плоскую баночку с румянами. — А я-то думал, где он все хранит… Хитрец, ловко придумано — все с собой, и руки всегда свободны.
Генри выудил из пояса маленькое зеркальце, и восхищенно принялся крутить его в руках. Зеркальце! Это было настоящей драгоценностью!
— Отлично, Далтон! Посмотри, что там еще есть, и начинай гримировать Генри, время уже близится к вечеру. — Роджерс кинул пояс на колени Сэма.
В этот миг где-то на улице заржала лошадь и послышался характерный для конного экипажа звук поскрипывания и цоканья копыт. Роджерс ухмыльнулся.
— Ого, вот и Брукс, мой приятель. Я договорился арендовать его лошадь и карету…
— Я же еду в карете Шрусбери? — удивился Генри.
— Это не для тебя, а для меня и Далтона. Мы подождем в полумиле от замка, до восхода солнца. Если же ты не явишься… Будем считать, что тебя схватили.
Роджерс ободряюще похлопал Генри по плечу и выскользнул из комнаты. Далтон развернул лицо Генри к окну и свету:
— Ну-с, сударь, приступим…