Генри Рэй склонился в таком же глубоком поклоне, как и остальные в комнате, стараясь скрыть лицо, пока внимание королевы было обращено на него, и молил господа, чтобы его не раскрыли.
Когда королева уселась в центральное кресло, опустились на свои места и вельможи. Посторонние, в том числе и два охранника, тут же покинули зал.
С места поднялся Роберт Сесил и, поклонившись королеве и присутствующим, заговорил:
— Ваше величество, ваше преподобие, достопочтенные лорды. Столь поспешное наше собрание в неполном составе объясняется, с одной стороны, незначительностью дела, не заслуживающего специального собрания, а с другой — известной присутствующим важностью решения, которое должно быть принято. Человек, стоящий перед нами и именуемый Кристофером Марлоу, порочит своих достойных родителей своим недостойным образом жизни.
Опять легкий поклон в сторону королевы, лицо которой оставалось неподвижной и бесстрастной маской.
— Рекомый Марлоу ведет жизнь, полную скандалов, азарта, разврата, вольнодумия, — продолжил Сесил. — По свидетельству доверенных людей, он уличен был в курении никотиновой травы[11], в чеканке фальшивой монеты, в сожительстве с несколькими женщинами, в участии в дуэлях, в содомии и атеизме. Он достоин самой суровой кары, какую только можно применить к человеку его происхождения! — с пафосными нотками закончил свою филиппику Роберт Сесил, и по залу пробежал легкий шепоток.
«Переигрывает», — привычно отметил Генри, будто был на репетиции спектакля.
Вельможи, доселе равнодушно внимавшие выступающему, оживились и стали кидать взгляды то на королеву, то на архиепископа Кентерберийского. Пауза затягивалась. Многие взоры стали устремляться уже на Генри.
Вероятно, обвиняемому следовало что-то сказать в свое оправдание, но Генри на всю эту тираду даже не представлял, что и ответить.
Спас положение один из присутствующих в зале. С одного из кресел легко поднялся мужчина лет тридцати, одетый куда ярче и богаче пуританина Сесила, вышел в центр полукруга, очерченного креслами, и встал рядом с обвиняемым.
— Ваше величество, ваше преподобие, достопочтенные лорды, — проникновенным голосом придворного лиса начал он. — Если кому-то из присутствующих неизвестно, то напомню, что этот человек давно и плодотворно работает на пользу королевства в службе, созданной моим покойным дядей Фрэнсисом Уолсингемом. Именно по его поручению Кристофер Марлоу занимался в Нидерландах изготовлением поддельных испанских золотых монет, чем в острый момент снижения финансирования со стороны казначейства, — неожиданный заступник отпустил поклон в сторону лорда-казначея, — поддержал в работоспособном состоянии нашу резидентуру в Европе. Что касается употребления новомодных зелий, так активно рекламируемых Жаном Нико, то делалось это для вхождения в доверие к французскому посланнику и его кругу. Это не порок, а жертва, которую принес агент во благо королевства! И, конечно же, нельзя ставить в вину моему подопечному его успех у женщин… — он сложил брови домиком и поднес руку к сердцу, выражая одновременно иронию, зависть и легкое сожаление.
«Вот где настоящий театр», — с восхищением подумал Генри. Неудивительно, что к ним нередко заглядывают люди этого круга, подобное тянет к подобным…
Между тем, незнакомый Генри человек продолжил:
— Красота и ум, унаследованные им у своих родителей, — четко выверенная пауза и быстрый взгляд на королеву, — так притягательны для прекрасной половины человечества, что нам с вами, сэр Роберт, остается только завидовать…
По рядам сановников пронеслись тихие смешки. Даже Генри не удержался от улыбки при виде недовольной гримасы младшего Сесила. Лицо королевы тоже на мгновенье оставило бесстрастность, и по её губам скользнула улыбка. Она поймала взгляд Генри и коротко ему кивнула.
Роберт Сесил довольно быстро взял себя в руки и, никак не выказывая своего раздражения, задал вопрос:
— Сэр Томас так хорошо знает личную жизнь Кристофера Марлоу? Может, он нам объяснит и тягу своего подопечного к содомскому греху?
— Простите, сэр Роберт, а в чем она выражается? — вопросом на вопрос ответил Томас Уолсингем, имя которого Генри только сейчас и услышал.
Роберт Сесил недовольно поморщился:
— К нашему превеликому сожалению, лицо, долженствующее засвидетельствовать грехопадение обвиняемого, было отравлено не далее как позавчера. Но у нас есть собственноручно написанные присутствующим здесь Марлоу строки, в коих он воспевает красоту мужского тела!
11
Точкой отсчета или точнее сказать, рывком массового распространения табака по Европе, можно считать 1560 год, когда французский дипломат Жан Вильман Нико, привез нюхательный табак из Португалии, где он был послом, во Францию. Во Франции Нико преподнес табак, как панацею от всех болезней, в особенности от мигреней, которыми страдала королева Франции Екатерина Медичи.
Табак пришелся по душе королеве, видимо от болей он действительно отвлекал, а уже вслед за королевой, как говорится по ее примеру, табак стал входить в моду среди высшей знати Франции. И это не удивительно, во все времена дворянство старалось подражать королям во всем. Нюхательный табак получил название «poudre a la reine» («порошок королевы»).
Позднее Жан Нико написал объемный сборник, в котором он перечислял болезни, от которых лечит табак. В число этих болезней вошли: колики, нефрит, истерии, дизентерия, зубная боль, мигрени, язвы, неврозы, недомогания, насморк и многое другое, все не перечесть. Как итог, за растением закрепилось название «herbe nicotiniane» («никотиновая трава»), в честь Жана Нико. Позднее в честь Нико назовут алкалоид, содержащийся в табаке — «никотин».