Едва лишь ушла «Арабелла», как Левасер завел свои корабли в лагуны и приказал разбить на берегу палатки, в которых должна жить команда корабля на время ремонта «Ла Фудр».
Вечером к заходу солнца ветер усилился, а затем перешел в сильный шторм, сопровождаемый ураганом. Левасер был рад тому, что успел вывезти людей на берег, а корабли ввести в безопасное убежище. На минуту он задумался было над тем, каково сейчас приходилось капитану Бладу, попавшему в этот ужасный шторм, но тут же отогнал эти мысли, так как не мог позволить себе, чтобы они долго его беспокоили.
Глава 15
Утро следующего дня было великолепно. В прозрачном и бодрящем после шторма воздухе чувствовался солоноватый запах озер, доносившийся с южной части острова. На песчаной отмели Вихрен Магра, у подножия белых дюн, рядом с парусиновой палаткой Левасера разыгрывалась странная сцена.
Сидя на пустом бочонке, французский пират был занят решением важной проблемы: он размышлял, как обезопасить себя от гнева губернатора Тортуги.
Вокруг него, как бы охраняя своего вожака, слонялось человек шесть его офицеров; пятеро из них — неотесанные охотники в грязных кожаных куртках и таких же штанах, а шестой — Каузак. Перед Левасером стоял молодой д’Ожерон, а по бокам у него — два полуобнаженных негра. На д’Ожероне была сорочка с кружевными оборками на рукавах, сатиновые короткие панталоны и на ногах красивые башмаки из дубленой козлиной кожи. Камзол с него был сорван, руки связаны за спиной. Миловидное лицо молодого человека осунулось. Здесь же на песчаном холмике в неловкой позе сидела его сестра. Она была очень бледна и под маской высокомерия тщетно пыталась скрыть душившие ее слезы.
Левасер долго говорил, обращаясь к д’Ожерону, и наконец с напускной учтивостью заявил:
— Полагаю, месье, что теперь вам все ясно, но, во избежание недоразумений, повторяю: ваш выкуп определяется в двадцать тысяч песо, и, если вы дадите слово вернуться сюда, можете отправляться за ними на остров Тортуга. На поездку я даю вам месяц и предоставляю все возможности туда добраться. Мадемуазель д’Ожерон останется здесь заложницей. Вряд ли ваш отец сочтет эту сумму чрезмерной, ибо в нее входит цена за свободу сына и стоимость приданого дочери. Черт меня побери, но мне кажется, что я слишком скромен! Ведь о господине д’Ожероне ходят слухи, что он человек богатый.
Д’Ожерон-младший, подняв голову, бесстрашно взглянул прямо в лицо пирату:
— Я отказываюсь — категорически и бесповоротно! Понимаете? Делайте со мной, что хотите. И будьте вы прокляты, грязный пират без совести и без чести!
— О, какие слова! — усмехнулся Левасер. — Какой темперамент и какая глупость! Вы не подумали, что я могу с вами сделать, если вы будете упорствовать в своем отказе? А у меня есть возможность заставить любого упрямца согласиться. И кроме того, советую помнить, что честь вашей сестры находится у меня в залоге. Ну, а если вы забудете вернуться с приданым, то не считайте меня нечестным, если я забуду жениться на Мадлен.
И Левасер, осклабясь, подмигнул молодому человеку, заметив, что лицо брата Мадлен передернулось от ужаса. Д’Ожерон бросил дикий взгляд на сестру и увидел в ее глазах отчаяние.
Отвращение и ярость снова овладели молодым человеком.
— Нет, собака! Нет! Тысячу раз нет!
— Глупо упорствовать, — холодно, без малейшей злобы, но с издевательским сожалением заметил Левасер. В его руках вилась и дергалась бечевка, по всей длине которой он механически завязывал крепкие узелки. Подняв ее над собой, он произнес: — Знаете, что это такое? Это четки боли. После знакомства с ними многие упрямые еретики превратились в католиков. Эти четки помогают человеку стать благоразумным, так как от них глаза вылезают на лоб.
— Делайте, что вам угодно!
Левасер швырнул бечевку одному из негров, который на лету поймал ее и быстро закрутил вокруг головы пленника. Между бечевкой с узлами и головой он вставил небольшой кусок металла, круглый и тонкий, как чубук трубки. Тупо уставившись на своего капитана, негр ожидал его знака начинать пытку.
Левасер взглянул на свою жертву. Лицо д’Ожерона стало свинцово-бледным, и на лбу, пониже бечевки, выступили капли пота.
Мадемуазель д’Ожерон вскрикнула и хотела подняться, но, удерживаемая стражами, со стоном опустилась на песок.
— Образумьтесь и избавьте свою сестру от малопривлекательного зрелища, — медленно сказал Левасер. — Ну что такое в конце концов та сумма, которую я назвал? Для вашего отца это сущий пустяк. Повторяю еще раз: я слишком скромен. Но если уж сказано — двадцать тысяч песо, пусть так и останется.