— Я сказал, что буду там, – ровным голосом произнес Лан. – Я привык исполнять то, что обещаю.
Желание узнать имя тайренца окончательно улетучилось.
Тот, так и не удосужившись покинуть седло, коротко кивнул, развернул коня и, пришпорив, пустил быстрой рысью.
Лан удерживал ко’ди еще несколько мгновений, чтобы удостовериться, что эмоции находятся под строгим контролем. Вступать в битву во гневе более чем неразумно. Гнев затуманивает зрение и толкает на глупые поступки. Как этот тайренец ухитрился до сих пор остаться в живых? В Пограничных Землях он нарывался бы на дюжину дуэлей в день. Лан – еще раз убедившись, что абсолютно спокоен, почти столь же холоден, как если бы пребывал в единении, – повернулся к лагерю. Вызвав образ скрытого тенью лица тайренца, он не почувствовал гнева. Хорошо.
Когда Лан добрался до центра раскинувшегося среди деревьев лагеря, все вокруг уже было охвачено деловой суетой и напоминало разворошенный муравейник. Для опытного взгляда суматоха была вполне упорядоченной и практически бесшумной; ни одно движение, ни один едва слышный звук не были лишними. Палаток, которые пришлось бы сворачивать, не было, – ведь когда дело доходит до сражения, вьючные лошади становятся помехой. Некоторые воины уже были верхом, нагрудники застегнуты, шлемы надеты, в руках – копья с добрым футом стали на конце. Остальные поспешно подтягивали подпруги или прилаживали к седлам луки в кожаных чехлах и колчаны, полные стрел. Медлительные погибли в первый же год войны с Айил. Большинство из оставшихся в живых были салдэйцами или кандорцами, прочие – доманийцами. Кое-кто из Малкир тоже отправился на юг, но Лан не стал их вождем. Даже здесь, Букама сопровождает его, но не следует за ним.
Навстречу вышел Букама, сжимавший в руке копье. Он держал под уздцы своего светло-чалого скакуна, по кличке Солнечный Луч. Следом появился безусый юноша по имени Каниэдрин, который с опаской вел Дикого Кота, принадлежавшего Лану. Гнедой жеребец был выдрессирован лишь наполовину, однако Каниэдрину настоятельно посоветовали вести себя с ним осторожно. Даже наполовину обученный боевой конь – страшное оружие. Разумеется, кандорец был не настолько наивен, как можно было бы предположить, глядя на его юное лицо. Это умелый и бывалый солдат, искусный лучник. Убивал он весело, часто смеялся посреди сражения. Он улыбался и сейчас, предвкушая грядущую схватку. Дикий Кот тоже нетерпеливо тряс гривой.
Не полагаясь на опытность Каниэдрина, Лан еще раз лично проверил подпруги и только потом принял поводья. Плохо затянутая подпруга может убить не хуже копья.
— Я рассказал ребятам, что нам предстоит сегодня утром, – сообщил Букама, когда Каниэдрин отправился за собственным конем, – но с этими айильцами наковальня запросто превратится в подушечку для булавок, если молот не подоспеет вовремя. – Он никогда не ворчал в присутствии других – только наедине с Ланом.
— И молот может стать подушечкой для булавок, если он ударит, а наковальни не будет на месте, – возразил Лан, взлетая в седло. Небо уже начало заметно светлеть. Оно было еще темно-серым, но на нем оставалась лишь горстка самых ярких звезд, разбросанных тут и там. – Придется поспешить, чтобы успеть к Крюку с рассветом. По коням! – скомандовал он.
Нужно было торопиться. Полмили они проскакали легким галопом, затем рысью, потом повели животных под уздцы быстрым шагом, чтобы после вновь оседлать и пустить галопом. Это в книгах люди гонят галопом по десять-двадцать миль, но даже если бы не было снега, проскакать галопом четыре или пять миль значит обезножить половину лошадей и запалить остальных задолго до того, как отряд добрался бы до Крюка. Тишину угасающей ночи нарушали лишь хруст копыт и сапог по насту, скрип кожаных седел да иногда сдавленные ругательства тех, кто споткнулся о скрытый под снегом камень. Никто не расходовал дыхание на жалобы или разговоры. Для всех, и людей, и коней, это было привычным делом, и они быстро втянулись в ритм, покрывая милю за милей.
Местность вокруг Тар Валона большей частью представляла собой холмистую равнину, усеянную далеко отстоящими друг от друга рощами и перелесками; лишь немногие из них были велики, но все таили в себе темноту. Проводя своих людей мимо, Лан одинаково тщательно рассматривал и большие, и маленькие скопления деревьев, стараясь держаться от них подальше. Айил славились умением использовать любое прикрытие, какое только могли найти, – даже в таких местах, где, как поклялся бы почти любой, не спрятаться и собаке, – они устраивали хитроумные засады. Но насколько мог судить Лан, вокруг не наблюдалось никаких подозрительных шевелений; как будто, кроме его отряда, в мире не осталось ни одной живой души. Не считая приглушенного шума, что производили люди и кони, слух Лана улавливал лишь один звук – уханье совы.