Шекли решил перевести разговор в другое русло. Этот Тюрендельдт явно опасен, и не хочется иметь с ним никаких дел. Запросто можно попасть в число нежелательных элементов, которых этот праведник без гражданства намерен спровадить в ад.
— Есть какие-нибудь идеи или планы? — спросил Шекли.
— Да, всё уже на мази. Как у вас, у американцев, говорится: то, что вообще стоит делать, стоит делать хорошо. Взяточники получают на лапу, неподкупных я устраняю, причём так ловко, что никто меня не заподозрит. Сегодня мы сможем войти в Портал, а если повезёт, то и через мост перейдём.
— Это так мы собираемся попасть в Соседний Мир?
— Конечно. А какие ещё есть способы?
— Что же вас до сих пор удерживало?
— Политика, — ответил фон Тюрендельдт. — И злая воля некоторых нежелательных элементов, окопавшихся в высших эшелонах власти. Вставайте, надо идти немедленно.
— А вы не пытались их как-нибудь убедить?
— Поверьте, всё не так просто. Они очень хорошо охраняют проход в Соседний Мир. И не пропускают тех, кто не может доказать свою безусловную лояльность существующему режиму. А поскольку верховное руководство до сих пор не решило, какие доказательства можно считать удовлетворительными, охрана не пропускает вообще никого.
— Неужели всё так безнадёжно?
— Было бы безнадёжно, если бы по пути сюда я не раздобыл одно действенное средство.
— И что же это за средство? — спросил Шекли.
— Вот оно! — И фон Тюрендельдт протянул коробочку, которую Шекли видел на шее Свирепого Варвара.
— Машина Орфея! — воскликнул Шекли.
— Я это называю шкатулкой Валгаллы, — возразил блондин. — Ну да, она музицирует, но только для маскировки своего истинного предназначения. Мой друг, на самом деле перед вами эффективнейшая пропагандистская машина. С её помощью можно кого угодно убедить в чём угодно.
— Вы хотите сказать, что охрана Портала, послушав музыку, пропустит нас?
— Это кажется невероятным. Однако результат будет именно таким.
— Машину вам Варвар дал?
— Я его уговорил, скажем так. — Блондин постучал по кобуре на поясе, из которой выглядывал серый автоматический пистолет — парабеллум, судя по зловещей форме рукояти. — Дырка в коленной чашечке отменно располагает к сотрудничеству. Ещё две пули в череп гарантируют нерасторжимость сделки.
Фон Тюрендельдт повёл Шекли к лифту, который доставил обоих в пустой подвал — огромный, плохо освещённый, пестрящий запретами: «Только для персонала!», «Вход по пропускам класса ААА!», «Вооружённая охрана и псы-снайперы имеют право уничтожить нарушителя на месте!». Предупреждений было великое множество, грозных и очень грозных.
— Вы уверены, что мы правильно идём? — спросил Шекли.
— Путь вниз и путь вверх — один и тот же путь, — ответил фон Тюрендельдт пугающим шёпотом.
Они приблизились к большой медной двери. На ней висела табличка: «Далее — вечное проклятие! Вас предупредили!»
— Ох, не нравится мне всё это, — сказал Шекли.
Они отворили медную дверь и по лестничным маршам, а потом по скобяным лестницам спустились через большие помещения с бетонными стенами и мерцающими флуоресцентными лампами. Эти парковки пустовали, если не считать одного-двух забытых «БМВ». По мере продвижения путников слабело освещение, помещения встречались всё менее ухоженные, с сором на полу, с плесенью на стенах, с паутиной в углах. Наверху время от времени лязгало, клацало или брякало; Шекли не удавалось понять по звукам, что там происходит.
Позади остался тюремный блок, разделённый на камеры с решётками. Там было сыро, зловонно и пусто, если не считать одинокого скелета в цепях; гримасничающий череп тянулся к источнику света, всё к тем же мерцающим на потолке ртутным лампам. То была территория утраченных надежд и нарушенных обещаний.
— Это место вроде бы зовётся Пучиной Отчаяния, — шепнул фон Тюрендельдт.
— Кажется, предложенный вами путь может привести лишь туда, где ещё хуже, — заметил Шекли.
— Надо верить! Нельзя воспринимаемое считать истинным!
— А каким его следует считать?
— Всё то, что мы здесь воспринимаем, суть предчувствие рока — независимо от результата.
— Это факт? — спросил Шекли с глубочайшим, хоть и никак не проявившимся внешне сарказмом.
Спустя какое-то время они заметили, что по их следам движется некто очень массивный. Шаги приближались и вселяли страх. А ещё слышался скрежет когтей по бетонному полу.
— Не обращайте внимания, — посоветовал фон Тюрендельдт. — Поверьте, ожидание ужасного конца ужаснее самого этого конца, каким бы он ни был ужасным.