Земляне прокрались по тёмной аллее. Вход в хранилище охраняли три касцеллианца с ножами, подвешенными к набедренным повязкам. Фаня оглушил их зарядами средней мощности, и Донни сорвался с места.
В тот же миг вспыхнули факелы. Из переулков, размахивая ножами, хлынули туземцы.
— Засада! — крикнул Фаня. — Донни, назад!
Донни немедленно развернулся. Выходит, туземцы их поджидали. С криками и воем они бросились на землян, и каждый перерезал себе горло. Тела упали на землю перед Фаней, едва не сбив его с ног. Он попятился. Донни схватил его за руку и потянул за собой. Они выбежали из священной зоны.
— Перемирие, вашу мать! — выкрикнул Фаня. — Я хочу говорить с вождём. Прекратите! Я требую перемирия!
С явной неохотой касцеллианцы остановили резню.
— Это война, — сказал вождь, выступая вперёд. Его почти человеческое лицо, освещённое огнём факела, выражало непреклонность. — Вы видели наших воинов. Теперь вы знаете, что не сможете нам противостоять. Весть разлетелась по всем землям. Весь мой народ готов сражаться.
Он с гордостью оглядел соплеменников, потом снова повернулся к землянам:
— Я сам поведу свой народ, и ничто нас не остановит. Мы будем сражаться, пока вы не капитулируете и не снимете ваши доспехи.
— Подожди, вождь. — У Фани перехватило дыхание: сколько же крови кругом! Окружающее напоминало сцену из ада. Сотни тел, разбросанных по земле, улицы, залитые кровью… — Дай мне время до конца ночи. Я посовещаюсь с партнёром и приду к тебе утром.
— Нет, — сказал вождь. — Вы сами начали сражение. Оно должно завершиться. Храбрые мужчины мечтают умереть в бою. Это наше заветное желание. Вы — наш первый враг с тех пор, как мы покорили племена горцев.
— Кто же спорит, — сказал Фаня. — Но давайте поговорим…
— С тобой я буду сражаться лично, — объявил вождь и поднял кинжал. — Я умру за свой народ, как и подобает воину!
— Стойте! — крикнул Фаня. — Даруйте нам перемирие. По правилам моего племени мы можем сражаться только при свете солнца. Сражаться ночью — табу.
Вождь подумал секунду и сказал:
— Отлично. Тогда встретимся завтра.
И побеждённые земляне отправились восвояси, сопровождаемые улюлюканьем туземцев-победителей.
К утру у Фани по-прежнему не было плана. Топливо надо заполучить в любом случае. Он не собирался провести остаток жизни на Касцелле, ожидая, пока служба изучения галактики пришлёт следующий корабль — лет этак через пятьдесят. Но и перспектива нести ответственность за гибель трёх миллиардов туземцев его тоже не радовала. Ни к чему тащить подобного рода информацию за собой на Тетис. Да и служба изучения галактики всё равно докопается до истинной причины массовой гибели туземцев. Хотя дело даже не в этом. Он просто не может так поступить.
Оба пути вели в тупик.
Земляне отправились в город. Медленно шагая навстречу барабанному бою, Фаня продолжал лихорадочно искать выход.
— Если бы только было с кем сражаться, — посетовал Донни, глядя на бесполезные бластеры.
— В том-то и дело, — сказал Фаня. — Мы заложники совести. Они рассчитывают, что мы уступим прежде, чем резня примет неконтролируемый характер. — Он задумался. — И это вовсе не безумие. Армии на Земле не сражаются до последнего человека. Одна из сторон сдаётся, когда начинает нести значительные потери.
— Если б только они сражались!
— Да, если б только… — Он смолк. Потом сказал: — Мы будем сражаться друг с другом! Туземцы считают самоубийства войной. А что, если на войну — то есть на настоящий бой — они будут смотреть как на самоубийство?
— И что это нам даст? — спросил Донни.
Они вошли в город. Улицы были забиты вооружёнными туземцами. Ещё больше их было вокруг города. Туземцы запрудили равнину, насколько хватало глаз. По всей видимости, они откликнулись на призыв барабанов и явились сражаться с чужаками.
Что означало, конечно, массовое самоубийство.
— Подумай сам, — сказал Фаня. — Если кто-то на Земле собирается покончить жизнь самоубийством, что мы делаем?
— Берём его под арест? — предположил Донни.
— Не сразу. Сначала мы предлагаем ему всё, чего бы он ни пожелал, только бы он не исполнил задуманное. Предлагаем деньги, работу, своих дочерей — всё что угодно, лишь бы только он отказался от своей затеи. Самоубийство — табу на Земле.
— И что?
— А то, что сражение может являться табу здесь. А вдруг они предложат нам топливо в обмен на то, чтобы мы прекратили драться?