— Не имейте такой привычки! Военный порядок — основа мира! Манеж — такая же неотъемлемая принадлежность института, как и ректорский кабинет! Разве не печально, что мужикам приходится учиться ездить верхом! Учиться! Мужикам! Будто городским дамочкам или пижонам из хороших семей! И не забывайте, мой дорогой, что у вас зачет по верховой езде! И даже очень скоро. — Он весь сморщился, разглядывая цифру, накорябанную чернильным карандашом на остатках зеленой обивки стола. Шмыгнул носом и с недоверием, исподлобья взглянул на Винцу. Белки его глаз были здорового розового цвета, а нос опять требовал внимания. — Точнее говоря, сегодня. А что это значит?
— Заканчиваем, — нерешительно произнес Винца.
— Это что же, опять каникулы?
Винца кивнул.
— Твое счастье… Повтори хорошенько, что надо знать. А если какая лошадь тебя пришибет насовсем, на глаза не показывайся!
Винца надел дедушкино галифе, натянул высокие сапоги двоюродного дяди и потопал по скрипучему дощатому полу. На стенах раздевалки висели плакаты бегов, все больше ярко-красные, с белыми лошадьми, старые седла, подставки для снимания сапог.
Ванилька была белее лошадей на плакатах, и к тому же она была здесь, рядом, наяву. Тонкая голова на ладной шее, стройные ноги, изящная линия паха. В глазах Ванильки отражались окна противоположной стены — серебристые квадратики на выпуклой решетке. Винца полез в карман за хлебом. Осторожно, мягкими, чуть опущенными губами дотронулась она до ладони; Винца погладил ее лоб, мягкие углубления над глазами, ощутив под ладонью пульсирующую кровь.
Ради этих мгновений стоило спешить. Побыть один на один в конюшне со своей лошадью. Только при этом не надо думать о том, что Ванильку каждый день седлает кто-то другой, рвет в испуге удилами нежные уголки ее губ; любой, кто заплатит.
Винца гладил ее по длинной шее. Ванилька терлась о него головой, она чуяла, что в кармане у него есть сахар. Шея у лошади была теплая, упругая и нежная, будто летний ветерок. Мысленно Винца уже мчался, топча ромашки, по лугам, меж стволов могучих дубов — одинокий всадник на белом коне, в ушах шум ветра и шепот травы. Из леса вышла девушка, это была Мария, на шее у нее развевалась красная косынка, воздушная и прозрачная. Мария помахала ему.
Голоса в раздевалке закрыли от него видение, как упавший занавес. Вся их двадцать пятая группа разом ввалилась в конюшню, шестнадцать человек — пятнадцать ребят и одна девчонка по имени Илона, в которую все они по очереди безнадежно влюблялись, как, наверно, и пол-института, а то и весь земной шар. Кого любила Илона, осталось тайной.
Ребята заспорили из-за лошадей и седел.
— А где ваше уважение к даме?! — воскликнула Илона. Она прошла между стойлами туда и обратно и указала: — Мне седлайте вот эту.
— Винца, а ты ночуешь здесь, что ли?
— Иногда, — в некотором замешательстве буркнул Винца.
Он не торопясь, сосредоточенно седлал Ванильку. Грешно было бы просто так взять и бросить седло ей на спину; тогда не было бы ни ромашек, ни волнующихся под ветром трав на лугу. Он достал из кармана кусочек сахара.
— А кто попросит Коломана выпустить нас из манежа покататься?
— Илона… Кто ж еще!
— Где бутылка?
Собственно манеж находился в длинном и высоком деревянном сарае, стены которого снаружи подпирались столбами. Винцу отвлекла мысль о системе коллективного страхования молодежи при несчастных случаях, и он споткнулся, позабыв о высоком пороге. Ванилька чуть не наступила ему на ногу. Она тянула его за всеми, уже входившими в манеж. Некоторое время они ходили по кругу, мягко ступая по опилкам; спугнули стайку воробьев, и те с громким шумом выпорхнули через выбитые окна.
— Построились, подтянули подпруги, подогнали стремена! — с упоением надрывался Коломан. — Разговорчики! Никакой болтовни, или выставлю сейчас же! Это вам не цирк! Манеж такая же неотъемлемая принадлежность института, как и физкультурный зал!
Его сравнения были непостижимы.
— В седло!
Они вскочили на лошадей, умостились поудобнее.
— Внимание!! Конному спорту — ура!
От могучего «ура!» манеж содрогнулся, но устоял.
Ванилька вскинула голову. Глухо застучали копыта по опилкам; поскрипывали седла, фыркали лошади. Ванилька плыла, как балерина, Винца чувствовал по натянутым поводьям, как она вздрагивает и напрягается, но удерживал ее в строю. Умению сохранять дистанцию Коломан придавал особое значение.
Илона на гнедом коне выехала из ряда, направившись прямиком к Коломану. Коломан стоял неподвижно, разинув рот и вытаращив глаза. Подобного ему не приходилось видеть за все двадцать лет.