Олин и женщины!
Винце, как и всем, тоже когда-то было пятнадцать. Девятый класс, поездка на экскурсию в Брно, на Международную ярмарку.
Винца влюблен в Людмилу. Вот уже третий год они, можно сказать, неразлучны. По воскресеньям вместе ходят в кино и из кино — вместе с остальными пятнадцатью учениками. Зимой он дергает ее за коричневое плюшевое пальто; летом дергать не за что: все слишком плотно облегает ее. Однажды на Дые у нее растянулась резинка на купальнике. Она обнаружила это только дома. Винца никогда этого не забудет… Но пока что он рисует на стенах сердце, а в нем В. А. + Л. М. В их классе учится Войта; он упал с велосипеда и разбил себе лоб, а в другой раз и вовсе все лицо. Теперь он стал важным, в свободное время Войта занимается боксом, чтобы разбитый нос свалить на бокс. Тогда на обратном пути из Брно Войта сидел возле Людмилы и развлекал ее премудростями, которые узнал от старшего брата. Людмила страшно гордилась его вниманием. Винца смотрел в окно на проносящийся мимо пейзаж. По дороге с вокзала он вернул Людмиле ее фотографию. «Откуда она у тебя?» Винца утащил ее потихоньку, но в этом ни за что не признался бы. Людмилу он больше не любил. Через три месяца после этой экскурсии Винца впервые попробовал вкус земляничной помады на девичьих губах. Вместо ордена за отвагу ему вручили кружевной платочек; это было на танцах. Грудь он впервые погладил у Гедвики; примчавшись после этого вне себя домой, он с пылающими ушами до полуночи строчил сочинение на тему «Что такое счастье» и привел в ужас преподавателя чешского языка.
А потом было легко и просто, и он встретил Марию. Иногда ему, правда, хотелось, чтоб она тоже носила блестящее плюшевое пальто.
Пятнадцать лет — забытая песня, болезненно сентиментальная, которую время превратило в растрепанные радужные лоскуты.
Лошади хрупали оброк, с шумом втягивали воду из поилки.
— Знаешь, почему я хочу быть жокеем?
— Нет.
— Не скажешь нашим?
— Я говорил когда-нибудь?
— Приходи к пруду… Спрячься в кукурузе и увидишь.
— Темно ведь совсем.
— Я поеду верхом.
— Верхом?!
— Вот именно… Ты мне друг?!
Винца держится серьезно и невозмутимо. Олин отвязывает вороного, сменяет оброть на уздечку. Остальные кони подремывали, перенося тяжесть тела с ноги на ногу. Олин отступил, вороной осторожно повернулся.
— Я иногда даю ему побегать по двору просто так. Безо всего. Ты не поверишь, до чего он красивый тогда. В упряжке все лошади одинаковые — скучные и усталые. Как люди, если б ходили, одетые в мешки. Но когда они все с себя сбросят… — Глаза Олина сияли.
Вороной направился к открытой двери, втягивая розовыми ноздрями запахи тихой вечерней синевы. Олин шел следом, в глазах сияние, при котором люди ничего не прячут ни под одеждой, ни за улыбками.
В дверях вороной буйно заржал и подбросил задом. Удар левого копыта пришелся по груди Олина. Конь побежал, звеня подковами на камнях.
Олин лежал на спине, скривив губы в насильственной улыбке.
— Что с тобой?! Сильно он тебя?!
Олин попробовал вдохнуть и лишь хрипло всхлипнул, на стиснутых губах показалась кровь.
Винца помчался к воротам звонить по телефону.
Посреди двора, на белых камнях, вытанцовывал вороной конь.
В синеватых сумерках, нагой, не ведавший стыда.
— Мне надо уехать.
— Надо так надо… Удираешь?
— Нет.
— Когда вернешься?
— Не знаю. Скоро.
Погреб освещался одной свечкой. На дворе бушевал ветер, доносились, раскаты грома.
— Ах, Олин, Олин… — Адамек отхлебнул вина. — Выживет ли?
— В больницу привезли живым. — Винца держал стакан вина в ладонях; оно нагрелось и источало аромат.
— Главное — добраться живым до больницы.
— Врачи не волшебники.
Из глиняного кувшина вытекли четыре последние капли. Адамек вопросительно взглянул на сына. Винца кивнул. По песку заскрипели шаги, гулко хлопнула затычка. Адамек, не глядя, подсосал в стеклянную трубку с расширением посредине литр вина. Пламя свечки наклонилось.
Адамек вытер глаза, потянул носом.
— Споем?
— Погодя. — Винца подставил стакан.
Они помолчали.
— Сколько раз я говорил себе, может, где в другом месте тебе было бы лучше, — Адамек, словно устыдившись, мельком взглянул на сына.
— Ерунда!
— Ты больше моего знаешь.