Лично я питаю особенную ненависть к тем трусам, кто самоутверждается за счет зависящих от него людей, кто превращает верность идее в оправдание своей жестокости и произвела по отношению к тем, над кем он имеет власть. Унижение человека — этого никогда и никому не могу я простить. А трус, имеющий власть, тем только и занят — унижает людей. Это в самой природе трусости.
И еще на одном виде трусов хотелось бы остановиться. Их философия гласит: «Можешь проявлять смелость! Но соблюдай дистанцию, то есть знай, до какого предела следует простираться этой твоей смелости». Трусов такого рода я трушу. Потому что они быстрее, с головоломной скоростью пробиваются наверх. Одному дьяволу ведомо, докуда их доведет эта поза смельчака.
— Хотелось бы, очень бы хотелось, чтобы мы отделили труса-бюрократа и обыкновенного подхалима от труса высокого ранга с решающей подписью.
— Чем вы докажете, что именно Икс — трус высокого ранга? Трус есть трус, как оспа есть оспа. Другой вопрос, что, если трусостью заболевает человек, облеченный, как вы говорите, большими правами и решающей подписью, вред будет многократно печальней.
Но мне также кажется, что непросто провести демаркационную линию, которая отграничила бы бюрократа и подхалима от труса. Группы крови у них родственные. И поэтому в жизни очень часто те и другие идут рука об руку.
Думаю, именно в трусости берут начало равнодушие и жестокость, подлость, подхалимаж и всякое прочее свинство. Малейшая победа над собственной трусостью позволяет тебе гордиться собой, придает тебе человеческое достоинство.
Не для того человек рождается на свет, чтоб унижать себя трусостью…
ПРО ТЩЕСЛАВНОГО
Собеседник: Ивайло Петров
— Вы, товарищ Петров, писатель, обладающий и талантом, если позволите мне так выразиться, самоиронии. Драгоценное, но все реже встречающееся качество… На меня очень сильное впечатление произвело то, что вы сами пожелали говорить про тщеславного. Может, от любви к своему антиподу?
— На меня же произвело впечатление, что, когда шла речь о моем участии в ваших интервью, я говорил, что хотелось бы побеседовать не о тщеславном, а о насильнике. Объясняю это недоразумение со своей стороны хоть малой дозой, но зато прекрасного вина, которым вы меня при нашей встрече угощали, но не могу объяснить с вашей стороны, поскольку вы непьющий…
Как бы там ни было, ваши вопросы передо мной и надо на них отвечать, тем более что я не люблю брать назад свое слово. (Это, между прочим, один из видов тщеславия — вот, дескать, какой я почтенный, держу свое слово.) Позвольте, о каком таком моем таланте самоиронии вы говорите? Да бывает ли такой талант? Я просто стремлюсь определить свое место в обществе, стараюсь, как могу и не могу, посмотреть на себя со стороны, примериться на литературном и житейском безмене, одним словом, разглядеть, что я за птица и зачем топчу грешную землю. Эту попытку определить свое предназначение в жизни, свои возможности и способности и вообще отношение к миру критики вроде вас нарекают самоиронией. В таком смысле я не только люблю своего антипода, но завидую ему и радуюсь за него. Как известно, господь бог сотворил мир в шесть дней, а на седьмой сел и опочил (и по сю пору почиет). Каждый вечер после работы он оглядывал свершенное и говорил себе: «И это получилось очень хорошо!» А скажи ты те же слова, завершив какую-то работу, будет это не просто довольство, а божественное самодовольство, на которое, по-моему, имеет право, увы, один лишь господь…
— А вас никогда не «прихватывало» ли тщеславие?
— Не то что прихватывало, от тщеславия я раздувался, как воздушный шар, в те годы, когда сочинял первые свои книжки. Тогда мне казалось, что нет на свете занятия проще литературы…
— Человек становится тщеславным, когда теряет чувство самопознания. Но почему теряет, что тому помогает, что подталкивает?
— Одни рождаются тщеславными. Древняя легенда про Нарцисса сложена не случайно. Другие становятся тщеславными, поскольку им недостает чувства (как вы сказали) самопознания. А потерять или приобрести это чувство им помогает среда, в которой они живут и воспитываются, причем с самой колыбели, первым делом в семье. У нас, у болгар, сентиментальное отношение к своим детям, оно пагубно для развития самопознания. Оставим уж в стороне непременную куртуазную любезность близких и знакомых. Матери и отцы верят или хотят верить, что их младенец уже в месяц или в два совсем «умный, толковый и все понимает». А по тому, как дитя реагирует инстинктивно на предметы, цвета, на жесты и мимику окружающих, родители уж определяют ему будущую профессию: врач, инженер, художник, артист, писатель, архитектор и, конечно, эстрадный певец или певица. Наши дети проявляют свои задатки еще в пеленках. В дошкольном возрасте обыкновенно хотят стать поварами, продавцами, дворниками, милиционерами, регулировщиками и т. п., ибо эти профессии первыми западают в детское сознание. А когда станут юношами и девушками, то родители решительно вмешиваются и упорно подталкивают своих детей к тем профессиям, которые определили им еще с колыбели — повыгодней и «посовременней». Естественно, человек не всегда может с ранних лет осознать свое призвание и следовать ему, но не слыхивал я, чтоб родители когда втолковывали детям, что труда унизительного нету. Все полагают, что каменщик, плотник, рабочий или ремесленник — это означает тяжкое вкалывание, роняющее твой престиж. Высшее образование! Даешь высшее! Ладно, но к высшему образованию не всякий способен, а если способен, не может учиться там, где желает. Собирается в архитектурный, а места есть в лесотехническом или ветеринарном, и он туда поступает. И уже с первых шагов начинает презирать свою профессию. Так складывается армия недовольных и пессимистов, которые ищут утешения в ресторанах и пивных. Ежегодно после вступительных экзаменов появляются в газетах «курьезы» неграмотности поступавших. Читатели и соответствующие органы просвещения посмеются над этим анекдотическим невежеством, и только. Таким образом, не одна лишь семья, но и школа, и вуз, и наша общественность споспешествуют формированию чувства тщеславия. Молодые люди, о которых идет речь, получают знания, но знание — это далеко не самопознание, оттого-то народ часто говорит: «Учен, а сущая простота».