II
Что вернется,
кроме ленивой воды,
которая берег зальет,
затопит спокойно
останками,
грязью?
Груз моря —
тела утопших.
Что праздновать человеку?
Что петь?
Слова,
словно корни,
впиваются
в мозг
и прорастают
цветами —
земля
истощается вновь.
А реки гонят
зловонную воду
в стоячее море,
и символ
не правит землей —
от него отказались люди.
Они смотрят
сухими учеными глазами
на высохший грамотный мир,
и налетают на пищу,
и раздирают ее
когтями,
безжалостным
клювом
и поедают.
III
Надежда?
Где обрести
надежду?
Где
отыскать ее
вновь?
Люди обвили
руками
бессмертное дерево,
его цветущие ветви —
и тихо падают
листья.
IV
Что знает о любви
твое воображенье,
скульптор?
Резец
вонзается
в послушный камень.
Поймет ли
поколение
тебя?
Поэт
словами
изумляет мир:
стирает пыль
со стрелок циферблата
и вновь о красоте поет
для поколения,
которое приходит.
Опять метафора готова.
И символ понят,
и древний мир в руинах
на ладони.
Но прежде чем столетье
завершится,
отлив
приливом обернется,
песок покрыв
зловонною водой.
Флоренс Балл
Каникулы в Уэльсе
Чужая в этом краю,
где дети лепечут на языке,
который наследуешь ты,
каждый вечер я отправляюсь
к волнам и скалам,
чтобы понять прошлое
этой земли. Ни замки,
ни книги не помогли мне.
Это страна огромных склепов,
лошадок и сов,
ожидающих ночи, —
они спокойнее чаек,
которых тревожат мальчишки
у старых часовен,
похожих на часовых,
стоящих у моря.
И все же позднее в английском городе
я вспомню твою рыжую голову изгнанника.
Мейк Стивенс
Пони в Мертире
Зимою старик пригнал
этих лошадок с вересковых полей
в Мертир.
Они стоят спиною к ветру.
Копыта, покрытые льдом,
звенят от удара о камень.
Пар струится из красных ноздрей.
Гривы скручены холодом.