Огромный «Боинг-747» оторвался от бетонной дорожки лондонского аэропорта Хитроу и с ревом взмыл в чернеющее небо — моя встреча с ЮАР началась. С этой минуты салон самолета превратился для меня в маленький изолированный мир, населенный случайно оказавшимися в компании друг друга шумными людьми. Англичане, американцы, швейцарцы, немцы, южноафриканцы, несколько французов. Все белые. И среди них один черный — это я.
Объединяло моих попутчиков и другое. Все они были охвачены каким-то радостным возбуждением — и те, кто возвращался домой, и те, кто летел в Южную Африку впервые. Я чувствовал себя картой из другой колоды, потому что меня обуревали неуверенность и страх. Я думал: мне предстоит столкнуться с обществом, которое обязательно захочет унизить меня, подавить мою личность. Надолго ли меня хватит?
С самого раннего детства в Гайане я слышал истории о том, в каких немыслимых условиях вынуждены трудиться люди с черной кожей на золотых, алмазных и угольных рудниках Южной Африки, как жестоко угнетают их европейцы-поработители. Они работают день за днем глубоко в недрах земли, полуголодные, получают за этот нечеловеческий труд гроши и полностью зависят от белых, а те обращаются с ними хуже, чем со скотом. В рудниках случаются обвалы, шахты заливает водой — и в ловушке оказываются сотни африканцев. Для их спасения белые принимают лишь символические меры — стоит ли беспокоиться, если легко найти замену?
Мы, гайанские мальчишки, имели возможность познавать мир, учиться, пользоваться свободой слова и передвижения, и все наши рассуждения о тяготах и лишениях черных братьев в далеком далеке носили чисто абстрактный характер. Нам трудно было прочувствовать весь ужас рассказов об изможденных африканцах, которые понурой цепочкой каждое утро спускаются в глубокие забои, подгоняемые белыми надсмотрщиками. «Почему же они не восстанут против своих мучителей?» — задавались мы вопросом. Ведь, например, рабочие на сахарных плантациях Гайаны, они часто требуют своего, если работа становится тяжелой и изнурительной, а платят мало. Мы были молоды, невежественны и обвиняли южноафриканцев в чрезмерной робости. Уж мы-то, похвалялись мы друг перед другом, ни за что не потерпели бы такого.
Я взрослел, и казалось, что каждое новое правительство Южной Африки все больше закабаляет черное население, которое как будто совершенно смирилось со своей судьбой и с невозможностью изменить ее.
В начале 1965 года я был назначен представителем Гайаны в ООН и там неоднократно беседовал с южноафриканцами, как белыми, так и черными. Некоторые белые, представители церкви, те, кто придерживался либеральных взглядов, протестовали против расистского режима. В большинстве же случаев это были бизнесмены, правительственные чиновники и туристы. Им было прекрасно известно, что в ООН к их правительству относятся с резкой антипатией, и они всегда занимали активную оборонительную позицию, утверждая, что иностранцы не могут судить об особых условиях, существующих в Южной Африке. Встреченные мной южноафриканские черные, все без исключения, либо бежали, либо были навсегда изгнаны из своей страны и в ООН обращались с жалобами на режим и требованиями к странам — членам ООН отказать ЮАР в каких бы то ни было контактах.
В 1966 году Генеральная Ассамблея ООН подавляющим большинством голосов постановила прекратить действие мандата, по которому Юго-Западная Африка, нынешняя Намибия, управлялась правительством ЮАР, и взять на себя контроль над этой территорией. Я активно участвовал в работе специальной комиссии, которая разрабатывала резолюцию и способствовала ее принятию. Позднее при ООН был создан Совет по делам Юго-Западной Африки, и его президентом избрали меня.
Те, кто обращался в ООН с жалобами и петициями, часто говорили: «Вы должны поехать и увидеть это своими глазами». Я действительно не мог в полной мере осознать, сколь ужасно все, о чем они рассказывали: грубость полиции, арест и тюремное заключение без юридической защиты, сфабрикованные судебные процессы, черные повсеместно приговариваются к ссылке и смертной казни, черные по закону лишены права голоса, черным запрещено объединяться в профсоюзы. Обо всем этом я слышал впервые. Англичане, правившие в Гайане, конечно, были искушены и в расизме, и в политике дискриминации, но это не шло ни в какое сравнение со страшными историями, которые я слышал от южноафриканцев.