Я вернулся в отель, и вскоре раздался звонок. Звонил знакомый африканец-поэт. Мимоходом я упомянул, что только что ездил в Соуэто с гидом. Услышав о белом гиде, мой собеседник рассмеялся и сказал, что информационное бюро сыграло со мной такую шутку нарочно, чтобы я и приблизиться не мог к жителям Соуэто. Он вызвался отвезти меня туда или в любое другое место, где я смогу встретиться с людьми и поговорить с ними. Я вспомнил, что ездить в африканские поселения мне можно только по специальному разрешению. Поэт снова засмеялся: в Соуэто до меня никому нет дела. Я буду там черным среди черных, только и всего. «А для белых мы все на одно лицо, верно?» И я согласился рискнуть и поехать с ним.
В назначенный день мы встретились у входа в отель и отправились в Александру, это в шести милях за городом в противоположную от Соуэто сторону. Мы ехали через прелестные окраины Иоганнесбурга: широкие, чистые улицы, шикарные виллы, окруженные ухоженными лужайками, ровнехонькими живыми изгородями, обязательными искрящимися голубизной бассейнами. Всюду по пути нам попадались отдельные автобусные остановки для черных и для белых.
Первое впечатление, которое произвела на меня Александра, — огромная помойка. Везде громоздились кучи мусора, словно жители давно прекратили с ним бороться и махнули на это безобразие рукой. В Соуэто я видел хоть и разбитые, но дороги, хоть и уныло-однообразные, но все-таки дома, здесь же, в Александре, дороги заменял путаный клубок узких, заваленных мусором тропинок, вытоптанных в голой земле многими тысячами человеческих ног, тропки эти там и сям бежали через мелкие лощинки и овраги, а иногда и просто терялись в буйных зарослях сорной травы. Когда-то аккуратные домики превратились в дышащие на ладан развалюхи, залатанные где жестью, где картоном, где просто пластиковыми полосами, их убожество еще больше подчеркивалось уродливыми жестяными строеньицами, разбросанными вокруг каждого домика. Из середины этой мусорной кучи вырывались вверх два десяти- или двенадцатиэтажных прямоугольных здания из красного кирпича, строго делового вида, они как бы презирали царящее вокруг запустение, хотя были от него неотделимы.
Это были общежития для черных — дешевой рабочей силы, столь необходимой для многочисленных промышленных объектов, росших вокруг Иоганнесбурга словно грибы. Архитектурный замысел общежитий прост — разместить как можно больше людей на минимальном пространстве, и здания эти с крохотными комнатенками-сотами напоминали перенаселенные ульи. Так называемые удобства — холодная вода и туалеты — имелись только на одном этаже.
Большинство африканцев, работающих в Иоганнесбурге и на его окраинах, — это молодежь, родившаяся в гетто, подобных Соуэто и Александре. Очень многие приезжают сюда работать из Трансвааля, Транскея, Зулуленда и других районов страны, хватает здесь и иммигрантов из Родезии, Ботсваны, Лесото, Свазиленда и даже Мозамбика. Приезжим рабочим запрещается привозить с собой жен, и семьи они могут навещать лишь раз в году, на рождество, когда им разрешается съездить домой.
— Общежития всегда переполнены, и освобождающиеся места мигом занимают, — пояснил мой спутник.
— А где живут рабочие, которые ждут места в общежитии?
— Вы действительно хотите посмотреть?
Он повел меня в сторону хибар, путь наш лежал через груды мусора, мимо частично огороженной, но не покрытой сверху ямы, которая, видимо, использовалась как общественный туалет. Рядом была водопроводная труба с краном. Мы вошли в один из этих жалких домишек, мой спутник постучал во внутреннюю дверь, распахнул ее, и мы оказались в убогой клетушке примерно два с половиной на два с половиной метра. Хотя на улице ярко светило солнце, в комнате стояла почти полная темнота. Единственное окно было наглухо заложено джутовой мешковиной. Возле одиноко горевшей свечи, сгорбившись, сидел молодой парень и что-то ел, доставая пищу руками из металлической миски. У каждой из трех стен — по койке, парень сидел на краю одной из них. Он сказал нам, что всего в комнате живет шесть человек, спят по двое на койке. Ни электричества, ни воды, ни туалета, ни солнца, ни воздуха. Все время на глазах у других.
— О господи! — вырвалось у меня.
— Доходит, да? — спросил мой товарищ. — Я иногда читаю, как американские черные выступают за улучшение жилищных условий. Мы бы поменялись с ними не глядя и считали бы себя счастливцами. Не так-то просто остаться человеком, если живешь в такой вот комнате!