Как во Франции, как в Италии, так и в Чили те годы были годами преследования коммунистов. Президент, который в 1945 году улыбался самой ослепительной улыбкой в западном полушарии, вдруг показал волчий оскал, и всем почудилось, что воскрес только что похороненный Гитлер.
Снова коммунисты, заслуженные члены профсоюзов, сочувствующие брошены в тюрьмы, в концентрационные лагеря, обречены на ссылку, приговорены к смерти...
Рассказ «Ссыльные» — один из скромных эпизодов, может быть, не самый значительный или даже не самый типичный для того «подлого времени», как назвал его один старый литературный критик.
Вспоминая то время, сравнивая его с нынешним, говоришь себе: как это похоже...
1948 год — концентрационный лагерь в Писа́гуа, старинном порту на севере Чили. 1973 год — снова концентрационный лагерь в Писагуа.
1948 год — южные острова, исполосованные ледяным ветром Антарктики, переполнены ссыльными коммунистами, умирающими от туберкулеза и тоски. Иногда кому-нибудь из них удается на лодочке-скорлупе по волнам до неба бежать отсюда... 1973 год — снова ссыльные на тех же островах.
1948 год — рабочая печать взята за горло, говорят лишь подпольные листки. И радио Москвы словно греет пурпурным светом кремлевских звезд... 1975 год — то же самое.
Да, 1975 год — то же самое, что 1948 год, только в тысячу раз страшнее.
Кошмар сегодняшнего дня тщательно продуман, на нем надежное гарантийное клеймо — «сделано в США». Тогда тысячи арестованных, пытки и несколько человек, замученных до смерти. Сегодня замученных до смерти столько, что невозможно, не в человеческих силах упомнить их имена. Пытки или тюрьма сегодня уже не удел и гордость немногих, а будни многих и многих тысяч людей. Тогда — как это происходит в рассказе «Ссыльные» — могли обвинить отдельных людей, могли, наконец, изолировать, как зачумленных, членов коммунистической партии. Сегодня борьба идет против трудового народа, прогрессивно мыслящих людей, патриотов родины. Сегодня это система репрессий на уровне мировых «стандартов», организованная четко, как промышленное производство.
В те дни, как и сегодня, существовало имя-символ — Пабло Неруда. В 1948 году он, сенатор от коммунистической партии, чтобы спастись от преследования, должен был, отрастив огромную черную бороду, неузнаваемо изменившую его лицо, пересечь верхом Кордильеры. В 1973 году, после того как разрушили его дом на Черном Острове, после того как разграбили его библиотеку в Сантьяго, он, великий национальный поэт Чили и всей Латинской Америки, закрыл глаза навсегда.
Меня часто просят рассказать о последних днях и последних часах Пабло Неруды.
Я и мои товарищи знаем об этом со слов Матильды, жены поэта. Она сообщила нам только факты. Остальное мы должны были себе представить. Не все, конечно. Никакое воображение не в силах объять, проникнуть в глубь того, что чувствовал и думал этот человек, сам сердцем и умом равный океану, при виде родины, попранной, затянутой густым кровавым туманом.
Да, у Неруды был рак. В 1971 году, в том самом, когда он получил Нобелевскую премию, ему сделали операцию. Потом ему снова стало хуже, он держался только лекарствами и неусыпным вниманием врачей.
В медицинском заключении о смерти сказано, что Неруда умер от рака. Неправда! Он умер от «разрыва сердца» — его сердце не могло выдержать кошмара, разыгравшегося в Чили.
Стихи Пабло Неруды всемирно известны, они издаются на ста языках. Будучи автором такого масштаба, иной человек завел бы автомобили, яхты, беговых лошадей, даже собственное «дело». Но тогда это был бы не Пабло Неруда. Пабло отдавал свои деньги народу, на его борьбу против угнетателей, он помогал голодным поэтам, он держал открытый дом и всегда накрытый стол для друзей, знакомых, приятелей, для всех, кто пожелает прийти к нему. И еще у него была страсть — строить собственными руками.
Немногим, может быть, известно, что Неруда был поэтом и в архитектуре. Он любил строить. Верный товарищ, мастер-строитель Гонсалито, превращал его фантазии в реальность из камня, цемента, дерева. Пабло бродил по развалинам старых домов, рылся в складах строительных материалов, копался в каменоломнях, заглядывал на постоялые дворы — он искал материал. Разыскивал старинные двери и рамы, мраморные ступени, кирпичи, дерево, камни — и все это дивно преображалось в его руках.
Так было построено три дома. Самый красивый в Вальпараисо, по имени «Себастьяна» (Неруда называл дома женскими именами). Этот дом на крутом обрыве горы. Внутри он весь из закоулков, переходов, поднимающихся и спускающихся на шести уровнях, с золотыми, красными и синими дверьми, которые открываются одна за другой, как в волшебной шкатулке. Самым большим чудом «Себастьяны» выла столовая с шестью окнами, расположенными под углом друг к другу, как грани алмаза. В эти диковинные окна открывалась захватывающая дух панорама залива Вальпараисо...