Маленький тоже вышел из «дома», встал, подтянулся, сжал посиневший кулачок (он у него не очень-то сжимался) и поднял руку с кулаком вперед и вверх, как будто раскрыл над нами зонтик, которого нам в этот момент не хватало. Мы пели все трое и плакали как дети.
Потом мы обнялись. Они вдруг будто опьянели, любовно толкали меня под ребра. Женщины утешали детей, а сами заливались слезами больше их. И только грудная спала как ни в чем не бывало, завернутая в грязную шаль и с глиняной лепешкой на носу.
Приехав в Сантьяго, я пошел к Гало[4] с отчетом о поездке и рассказал ему о ссыльных в Р. Он был возмущен и обещал поговорить с Сесаром из Комитета солидарности.
Сесар сыпал проклятьями и метался по комнате как лев.
Потом товарищи собрали денег, сгущенного молока, фасоли, консервированных персиков, кое-что из одежды и послали все это на машине одного доктора, сочувствующего партии, в Р. Был дан ход и делу о ссыльных. Наши стали хлопотать, чтобы перевести их хотя бы в столицу провинции или в другой город, где они могли бы получить работу и жилье. Перевод состоялся. Кроме того, они прожили целый месяц под кровом, не заботясь ни о чем, — отдохнули. Но в ту ночь, когда они уезжали из Р., все еще шел дождь.
Перевод с испанского Л. АРХИПОВОЙ
Дёрдь ШОМЬЁ (ВЕНГРИЯ)
«Чили, когда же»?..»
Cuando de Chile
ay cuando
ay cuando у cuando
ay cuando.
Нет переправ: ни лодок, ни паромов,
Но хватает заговоров и погромов.
Нет гула торгового и под праздник,
Но гудит океан об убийствах и казнях.
Нет планов новых в проектных конторах,
Но сверхпланово расходуются пули и порох.
Так далеко и так близко все это,
Что стал вопрос, долговечней ответа.
Спрашивает сама история даже:
«Куандо де Чиле —
Чили, когда же?»
Освобожденье от давних болей,
От грабежа и от монополий,
От мещанского визга, от разбойного бунта,
От фашизма, которым чернит тебя хунта.
Когда ж она сгинет, вся эта банда?
Куандо де Чиле
ай куандо
ай куандо и куандо
ай куандо.
Ференц КАШШАИ (ВЕНГРИЯ)
Альенде
Ветер-вестник открыл мою дверь,
и хлестнул, да так, чтоб не выстоял,
и захлопнул, и в доме теперь
тишина как ружейный выстрел.
Тяжела ты, чилийская тишь
с незнакомой вспугнутой птицей.
Что мне делать? Не улетишь
от трагедий и от традиций.
Он убит, хоть верь, хоть не верь,
и покой соскребаю, как ржавость,
и распахиваю настежь дверь,
мужеством вооружаясь.
Я оружия не сложил,
скорбь моя — не ограда.
Пусть бы жил он еще! Пусть бы жил!
А стихов бы этих не надо.
Переводы с венгерского В. КОРЧАГИНА
Валентин СОРОКИН (СССР)
Рабочая кровь
Меня ль одного омрачили
Имущие деньги и власть?..
В крылатой Республике Чили
Рабочая кровь пролилась.
Кокарды, погоны, мундиры —
На всех перекрестках земли.
Жандармы огромного мира,
Заводчики, папы, банкиры
Добра сотворить не могли!
По вашей преступной указке
Нежданно-негаданно, вдруг
Стучат солдафонские каски,
Мечи и приклады вокруг.
Расстрелов и пыток парад.
И с другом прощается друг,
И с братом прощается брат!
Гонимы двуличием Яго,