В горах разбилось солнце. И стоят
Отроги у равнины в изголовье,
Забрызганные золотом и кровью...
Зачем поэт выходит на закат?
Хуан Гонсало РОСЕ (ПЕРУ)
Ты мне нравишься, потому что в тебе
есть неуловимый оттенок
тихого городского сада.
Вернее,
ты мне нравишься, потому что в тебе
есть неуловимый оттенок
тихого городского сада, каким он бывает
вечером.
Еще вернее,
ты мне нравишься, потому что в тебе
есть неуловимый оттенок
тихого городского сада, каким он бывает
вечером, в самом начале лета.
И еще вернее:
ты мне нравишься, потому что я тебя люблю.
Хорхе ТЕЙЛЬЕР (ЧИЛИ)
Моему отцу, коммунисту
В час, когда, захлебнувшись закатом,
осеннее сонное солнце
ищет ощупью запах забытых весенних ветвей,
мой отец в дряхлом «додже»
по горной дороге трясется
к деревушке, похожей
с обрыва на птицу в траве.
Или, может, бредет через ржавую топь
в резервацию арауканцев,
чьи поля тихо тают,
как будто чернеющий снег,
чтобы им рассказать про тот день,
когда земли начнут размножаться,
как хлеба или рыбы —
и правды хватит на всех.
Вот уже тридцать лет
об аграрной реформе твердит он
и поет «Интернационал» —
и хоть голос не бог весть какой,
с голосами крестьян, рыбаков,
с голосами рабочими
слитый,
он могучим мотивом плывет надо всею землей.
Окруженный друзьями,
на фабрике, дома и в поле,
в профсоюзе, в подполье
и на площадях городов
он — лишь горстка семян, у которых
завидная доля:
прорасти прямо к солнцу
лесами весенних миров.
Его вера прекрасна,
как будто сиренью настоянный ветер.
И хочу я, чтоб сам он дожил
до зари над страной,
когда улицы станут носить
имена Рекабаррена или Лаферте[22]
(в тридцать первом он с ним подружился...
Поверьте:
коммунистом в те годы
был только герой).
Я хочу, чтобы внукам по яблоне
руки его посадили,
чтоб входил он в свой собственный,
пахнущий деревом дом,
чтоб еще много лет
«Марсельезу» он пел в годовщину Бастилии
в честь отца своего:
тот ведь был уроженцем Бордо.
Чтобы смог, наконец,
он спокойно с друзьями собраться;
не на митинг — а просто за щедрым
крестьянским столом,
чтоб, заботы забыв,
от души он сумел рассмеяться,
запивая жаркое студеным и терпким вином.
В этот час, когда тонет в закате
осеннее сонное солнце,
мой отец,
чтобы проще про рай на земле объяснить
и живей, —
знаю, вновь через горы
на стареньком «додже» трясется,
к деревушке, похожей с обрыва
на птицу в траве.
Дождь и очаг
Да, этот час мы отыскали сами
средь всех часов у времени в колодце.
Еще вино в кувшине остается,
и в очаге колышет тени пламя.
Мы отыскали наше время сами.
Последняя дождинка отзвенела...
Смотрю тебе я в очи онемело,