— Значит, так, Сеня. Пока я буду приготовлять тут краску, ты натаскаешь в ведре с дровяного склада опилок и густо засыплешь площадь пола всего объекта, затем оботрёшь сыроватой тряпкой стены, окна и подоконники. Ясно?
— Ясно, — повторил Сенька и мрачно прибавил: — Зашьёшься ты, мазила, с этим делом. Ну уж ладно, я помогу, раз меня сам Андрей Петрович просил. Я не гордый. Вот так, понимаешь!
И, взяв ведро, он отправился за опилками. Но на каждом шагу останавливался и объяснял всем встречным ребятам, что он получил от самого начальника лагеря специальное, особое задание, чтобы выручить Митьку-мазилу, который без него, Горохова, зашьётся, а тогда будут такие неприятности всему руководству, что, может быть, даже лагерь закроют. Вот какое дело!
Между тем у Мити работа уже кипела. Растворив в скипидаре сухие белила и добавив к ним килограмм светло-зелёной краски и полтюбика «парижской сажи», Митя получил приятную салатного тона краску. Тщательно размешав всё это в жестяном ведёрке, он закрыл его плотно газетой и отставил в сторону. Пол густо засыпали опилками. Теперь, первым долгом, предстояло промыть потолок тёплой мыльной водой. Тут уж пришлось подмастерью Сеньке Горохову не раз прогуляться на кухню за кипяточком. Наконец потолок был промыт, как говорится, на совесть. Стены, окна и подоконники протёрли мокрыми тряпками, и, пока всё это сохло, друзья получили возможность пообедать. После обеда Сенька решил было «смыться», жалуясь на «смертельную усталость, боль в ногах и пояснице». Он требовал законного послеобеденного отдыха. Но Митя был непреклонен и пристыдил Сеньку.
— Задание же боевое, оперативное! Пойми ты! — говорил он взволнованно. — Кончим дело, тогда и отдохнём.
Перед полдником, когда все ребята отдыхали в своих спальнях, маляр и его подручный начали побелку потолка. Работал, собственно, вначале один Митя, а Сенька только стоял, позёвывая и придерживая стремянку, да время от времени, приняв от Мити кисть, нехотя и лениво обмакивал её в меловой раствор. Но, когда, покончив с потолком, Митя начал красить стенку, Сенька оживился. Он уже не зевал и, не отрываясь, с возрастающим интересом наблюдал за Митей. А смотреть и в самом деле, как говорится, было любо-дорого! Маленькая ловкая рука Мити быстро и, кажется, без всяких усилий вела кисть то вдоль, то поперёк стены, накладывая уверенные сочные мазки, потом энергично растирала их по стене и, наконец, легко и изящно, словно лаская стену, проводила сверху вниз ровный шлейф.
Сенька видел, что «мазила» работает ловко и умело. Не хотелось только это признать. Но оставаться равнодушным уже было невозможно. Сеньке прискучила однообразная никчёмная работа подручного: то краску помешай, то подлей в неё скипидару, то плесни чуток сиккативу, то опять помешай… и так без конца. Тоска! И вот Сенька стал приставать к Мите:
— Слушай, дай покрасить, а? Дай, я тебе говорю! Что, в самом деле! Я тоже могу… Вот так, понимаешь!..
Но Митя, не прекращая красить, спокойно уговаривал своего подручного:
— Погоди! Скоро эту полоску кончу, тогда и включим наш конвейер…
— Конвейер? Что за конвейер? — удивился Сенька.
— А вот увидишь… Я буду красить, а ты за моей рукой пойдёшь по пятам с макловицей — будешь набивать красочку…
Сенька, зная макловицу, уже вертел её в руках и так и сяк, пытаясь приноровиться к набивке.
— Сейчас, сейчас!.. Не лезь раньше времени, — отстранял его руку Митя.
Наконец Митя дошёл до подоконника и остановился. Затем взял в руки макловицу и показал Сеньке, как надо набивать ровными прямыми, одинаковой силы ударами, не смазывая краску, быстро, чётко и без пропусков.
Сенька оказался на редкость понятливым подмастерьем, и вскоре они уже успешно работали вместе. Правда, кое-где Мите пришлось потом подправлять, но уж ничего не поделаешь — опыт и сноровка приходят не сразу.
К вечеру, перед самым ужином, работа была кончена. Митя и Сенька, возбуждённые, вспотевшие, измазанные краской и мелом, пошли под душ отмываться. А когда все ребята улеглись спать, в изолятор пришла уборщица тётя Маша и навела на паркетном полу такой блеск, что пол засиял как зеркало.
На другой день ранёхонько утром появился санитарный инспектор. Он был явно удивлён тем, что увидел, но скрыл это от окружающих. Он охотно подписал акт, дав высокую оценку санитарному состоянию лагеря, и, уже прощаясь у калитки с завхозом, сказал ему: