Дворник зашагал дальше. У Сашеньки сердце билось, билось, да и замерло. Боженька, пронеси, боженька, спаси.
Не пронес, не спас.
Вот он, дворник. Навис над Сашенькой, как гора. Сверлит Сашеньку черными глазами из-под бровей, похожих на кусты. Пахнет от него мочевиной и водкой.
— Ты? — хрипло, жестко.
Сашенька сглотнул.
— Ты, гнида?
— Это, это… он.
— Врет, — заверещал Кюхля.
Да поздно. Лапа дворника — цап Кюхлю за шиворот форменной курточки, да и выволокла в центр площадки.
— Кюхельбекер, не ожидал от вас, — скорбно покачнулся директор Малиновский.
— Это не я, Василий Федорович, — заливался слезами Кюхля. — Это обезьяна. Это Пушкин.
— Негоже на товарища клеветать, — сурово молвил директор. — Это лишь усугубляет вашу вину.
Малиновский покачал свое грузное тело, перекатываясь с пятки на носок.
— Ума не приложу, что с вами делать. По уставу телесные наказания в Лицее запрещены.
— Василий Федорович?
— Да, Сидор?
— Отдайте его мне. Временно, знамо.
Рука дворника прошлась по жопе Кюхли, пощупала яйца. Кюхля открыл было пасть для крика, да издал лишь тонкий стон.
Директор нахмурил лоб.
— Что ж, пожалуй. Бери, Сидор. Но вечером он должен быть в своей постели. В сво-ей постели, Сидор.
— Так точно, ваше благородие.
Дворник вдруг поднял Кюхлю, вскинул на плечо и направился в сторону дворницкой. У Сашеньки задрожали колени, когда он представил, что это могло приключиться с ним.
— Ну, что же, — директор вытер платком лоб. — Расходитесь. И не шалите больше.
А Кюхля и правда вернулся вечером. Волком взглянул на Сашеньку. Упал ничком на постель и остался недвижим.
Мальчишки до поры до времени с ним не заговаривали.
Первым, конечно, не вытерпел Кукольник. Павлиньим шагом приблизился к кровати Кюхли, дотронулся до него. Кюхля дернул плечом, взбрыкнул ногой.
— Вильгельм, а Вильгельм, — сладким голосом пропел Кукольник. — Как анальна кара?
Спальня взорвалась смехом. Все хохотали. А громче всех — Сашенька.
Кюхельбекер сел на постели, с ненавистью глядя на Кукольника.
— Отъебись, Нестор! Отъебитесь от меня. А ты!
Он повернул к Сашеньке башку, в которую были встроены метающие молнии глаза.
— А ты. Я вызываю тебя на дуэль, обезьяна.
Это вызвало новый припадок смеха. Кюхля снова улегся на постель лицом вниз и больше не отзывался на воззвания однокорытников.
А ночью Сашенька проснулся.
Кто-то лизал его яйца.
Испуганно сел на постели, увидел бледное личико, темные длинные волосы, грудь, высовывающуюся из ночной рубашки.
«Привидение» — мелькнуло в голове. Хотел закричать, да во рту пересохло.
— Не бойся, — шепнуло привидение. — Я Сонечка.
«Сонечка Мардушкова, дочка дворника. Сладенький пирожок. Сиськи, жопа», — вспомнил Сашенька мантры Кюхельбекера.
— Ой, — засмеялась Сонечка. — Смотрю, ты понял, кто я.
Сашенька взглянул вниз. Его хуй вылез из черных зарослей волосни и торчал, как восклицательный знак.
Сонечка потянула какой-то шнурок на ночной рубашке и оказалась голой. Бледненькая. Пизда мохнатая, сиськи вислые. Баба.
Сашенька подался вперед, припал губами к сиське. О, молочко.
Сонечка куснула его за ухо. Сашенька вскрикнул, но не отпустил сиську. Пальцы его нащупали пизду, проникли в мокрое лоно.
Мардушкова негромко застонала. Рука ее беспрестанно дрочила Сашенькин хуй.
— Пушкин, ебешь и не зовешь?
Сашенька обернулся, увидел в свете заглядывающей в окно луны голого Пущина, и остальных мальчишек, тоже голых, с вздыбленными хуями.
— Не по-товарищески, — уверенно сказал Дельвиг, одной рукой поправляя очки, а другой теребя короткий толстый уд.
Сонечка счастливо засмеялась, отстранилась от Сашеньки, улеглась на постель, раздвинув в стороны ноги. Мать сыра земля.
Сашенька встал на коленки и вставил уд в пещеру пизды. Вместе с ним этот же фокус проделали еще пять мальчишек. Другие пять вставили хуи в сраку Сонечки. Еще пятеро — в рот. Кто-то сунул хуй подмышки девке. Кто-то — между сисек. Сонечки Мардушковой хватило на всех.
Мальчики задвигали тощими прыщавыми задами. Сонечка застонала, едва заметная под навалившимся на нее счастьем.
Как и тогда, в бане, с Палашкой, Сашенька превратился в уд. Уд, который ебет Сонечку. Картины разной степени сладости рисовались в голове: голая маменька, императрица, которую анально карает дворник, сношающиеся лошади, Палашка, подмывающая в ручье пизду.