- А какая разница? – спросила бабочка и, не дожидаясь ответа, упорхнула в заросли.
…
Нина закрыла книгу и испуганно осмотрелась вокруг, но в полумраке комнаты никого не было, а густые тени в углах, это всего лишь тени, которые способны напугать, если поверить в то, что в них кто-то прячется.
Она положила книгу на стол, выключила свет и легла в постель. Нина закрыла глаза, но так живо представила бабочку лимонного цвета, вылетающую в раскрытое окно и растворяющуюся в легкой синеве неба, что открыла глаза. Затем перевернулась на бок и вновь, закрыв глаза, не заметила, как медленно уплыла в сновидение.
<p>
<a name="TOC_id20241412"></a></p>
<a name="TOC_id20241413"></a>Глава 10. Персонажи
Просыпаться не хотелось, даже не смотря на то, что новый день дразнил Антона игрой солнечных лучей, пробивающихся сквозь не до конца закрытые шторы. Ефремов лежал, повернувшись лицом к окну, и наблюдал, как пыль танцевала в воздухе. Она, казалось, была живой и обладала разумом, а на солнце походила на золотую пыльцу. Антон вспомнил о матери. Он вспомнил о том, как она досадовала на пыль в доме, которая хорошо видна в солнечный день. В те времена ее жалобы раздражали, но теперь Ефремов вспомнил об этом улыбкой.
Пыли, похожей на золотую пыльцу — вот, чего не хватало в жизни. Именно той пыли, что обитала в квартире его детства. И сейчас, видя вальсирующие пылинки, искрящиеся в солнечном свете, он понял: вялотекущее время, проведенное в чужом доме, будет вспоминаться потом как лучшее время жизни.
Антон всмотрелся в пыль, затем оглядел интерьер комнаты, ловя, буквально впитывая каждую деталь, каждый предмет, каждую линию, цвет, игру теней. Он захотел запомнить все, что окружало его сейчас, каждую мелочь. Да, это лучшее время жизни.
Взгляд Ефремова остановился на столе. На нем лежала знакомая книга. Антон, не торопясь, встал, распахнул шторы, оделся и подошел к столу. Это были «Сказки Мерриберга». Вчерашний он, наверно, испугался бы, увидев сказки, но сейчас Антон смотрел на книгу, не испытывая боязни, почти с безразличием. Он вспомнил, что вечером отдал книгу Нине и вернулся в свою комнату, закрыв ее на ключ. Можно ли предположить, что книга возникла из ничего? Почему бы и нет. Его не пугало всевластие господина Аира, а это точно он и никто другой совершил волшебство. Ефремов в этом убедил себя. Видимо, Анатолий, действительно, волшебник.
Антон сел за стол, открыл книгу на оглавлении. Раньше он читал все подряд, но теперь, скользнув взглядом по строчкам, остановился произвольно, выбрав новую историю.
«Освобождение»
Ощущение пустоты, пустоты внутренней, будто обокрали, насильно отняли кого-то дорогого сердцу, уведя его в недосягаемость, завладело ей. Словно плывя в сумраке комнаты, она увидела мир в серых тонах. Темно-серые мазки по углам, светло-серым разводом потолок и постель. Так закончился старый мир.
Ее взгляд остановился на постели. Вторая половина пустовала, одеяло чуть откинуто. «Неужели он еще не ложился?» — удивилась она, припоминая вечер.
Поздно вечером Сэм вернулся от пластического хирурга радостным и возбужденным. Она не спросила о причине такого настроения. Он умолчал, сказав, что нужно выспаться, потому как завтра выступление — «пара легких песенок в моем исполнении» — и пресс-конференция. Сэм принял снотворное и лег. Закрыл глаза. Она была рядом, слушая его неровное дыхание. Затем он, кажется, уснул. Дыхание выровнялось. Она, успокоившись, погрузилась в сон.
«Нет, Сэм не уснул, только забылся недолгим сном», — решила она, встала и прошла в ванную.
Ванная комната была устроена на манер будуара. Сэм в последнее время, страдая от бессонницы, запирался в ней и читал книги. Все подряд. Он объяснял, что таким способом отключался от мира, становясь незаметным, и нервы приходили в порядок. Он действительно засыпал в ванне.
Сэм часто говорил о том, как покинет эстраду, забудет о поп-музыке и уедет на Восток. Куда конкретно, ему было не важно. Уйти, скрыться, раствориться. Ему хотелось стать только памятью среди людей, а самому наблюдать за течением жизни с вершины мифической горы. Сэм назвал это освобождением.
Но это было не освобождение. Не сейчас. Она это поняла. Она так и застыла на пороге ванной комнаты, сжав до боли ручку двери. Костяшки побелели. Ощущение внутренней пустоты взорвалось, раскрылось в мгновение, будто ядовитый цветок, который острыми лепестками расцарапав душу. Яркий и колючий цветок, несущий гибель. Маленькая жизнь оборвалась. Кто-то дернул за тонкую нить, и нить лопнула. Бесплодие. Бессилие. И тишина.
Сэм Итон без дыхания лежал в будуаре на полу в позе эмбриона. Лицо он закрыл руками. Рядом брошена книга в голубом переплете. На обложке нарисован овал, обрамленный волнистыми линиями. Линии символизировали вьющиеся волосы, однако внутри геометрической фигуры не было ни глаз, ни рта — лицо словно стерли. В овале только надпись: «Без лица».
***
Майкл пересек небольшую комнату, небрежно бросил шляпу на стол и, вальяжно развалившись в кресле, спросил:
— Стив, почему тебе не нравится моя версия?
— Мотивы, Майкл. Мотивы, — сказал Стив и, подойдя к окну, задернутому жалюзи, продолжил: — Убийство, сам посуди, не слишком ли просто?
Стив раздвинул пальцами пластины и всмотрелся. Улица была еще безлюдна. Город только-только просыпался. Да, сегодня они рано появились в конторе.
— Я тебе не назову тысячу мотивов, но два-три сразу приходят на ум.
Стив повернулся спиной к окну.
Майкл подался вперед и, взяв с края стола газету, развернул на первой полосе. Большая статья с ярким заголовком рассказывала о смерти Сэма Итона.