Главное, раздобыть четвертной билет да чтобы пришла хорошая карта, а там, бог даст, все будет складно, как в песне.
Первой мыслью Аркадия, после того как он несколько успокоился, было: а может, это перст божий, что он поселился здесь, с этим Бронзентолером?! Иначе, почему он попал имеино сюда, а не в другое место? Может, с этой минуты начинаются его «семь лет изобилия»?[9] Неужели от этих трех миллионов не отвалится ему тысчонка-другая? А то и целых десять тысяч?! И Аркадий снова начинает подлещиваться к хозяину.
- Скажите, мой дорогой реб Мойше, - кажется, так вас зовут? - разве, если б вы явились ко мне немного раньше, когда в голове у меня было просторно, а в кармане тесно и целковый для меня ничего не значил, - разве я не вынул бы с великой радостью пачку бумажек и не сказал бы: «Это моя жертва, мое подношение! Да послужит эта тысчонка искуплением, и так далее!»? Ведь Аркадий Швейцер, божьей милостыо, понимает дело, мозги у него не высохли! Попросту говоря, для меня зто - карта, и я ставлю на карту. Не так ли, реб Мойше?
- Конечно, так! - опередил хозяина сочинитель и тут же получил от Аркадия такую отповедь, что надолго запомнил ее.
Любопытно. Насколько Бронзентолер выиграл сейчас в глазах у Швейцера, настолько сочинитель потерял в его глазах. Аркадий не удержался и окатил его целым ушатом помоев.
- А, здрасте пожалуста! Дорогой Чемчик, сочинителы «Холеры», дубина стоеросовая, и вы здесь? А я думал, в сладких снах витаете и вам снятся ведьмы, оборотни, страшные дикие козы и подобные им существа, о которых вы пишете в своих книгах.
Маленький сочинитель втянул голову, точно черепаха, весь съежился и стал совсем незаметным. Он промолчал. Ведь грубиян этот может любого смешать с грязью. «Невежда остается невеждой! Шут с ним, уступлю ему!» - думал он про себя.
А Швейцер продолжал подлизываться к хазяину:
- По-видимому, реб Мойше, вы такой человек, что не любите надоедать. Я бы на вашем месте, знаете, чего-нибудь уже добился! Шуточки - процесс о девяноста девяти миллионах! Вымолвить только - девяносто девять миллионов!
- Девяносто девять миллионов, - поддержал сочинитель, и Аркадий вновь накинулся на него:
- И вы, Чемчура, разговариваете о миллионах? Вот поклянитесь, мой дорогой песнопевец «Холеры», что вы когда-либо видали своими глазами целую сотню, и я заплачу вам, сколько «они» прикажут! - И Аркадий, умильно склонив голову и прищурив один глаз, указал рукой на хозяина.
- И вы думаете, что угадали? - отрезал хозяин. - А я говорю, вы, извините за выражение, попали пальцем в небо. Вот этот Чемчура, каким вы его видите, имеет не одну, а много сотенных. Целое состояние! Знайте, что Чемчура очень богат.
Словами «очень богат» Бронзентолер рубанул, как секачом, и Аркадий весь вытянулся, выхватил сигару изо рта и, моргая, ошалело переводил взгляд с сочинителя на хозяина. Видимо, он спрашивал себя: «Что же это со мной происходит?»
Как уже заметил читатель, наш сочинитель, скромный человек, не любит, как некоторые, бахвалиться, изображать из себя неведомо что, и поэтому говорить о нем был вынужден Бронзентолер. Он повествовал о его «величии и богатстве», а Чемчура время от времени лишь вставлял словцо, глядя на носки своих ботинок или воздев очи горе, где паук, искусно раскинув в углу сети, повис вниз головой, поджидая, когда бог пошлет ему какую-нибудь поживу.
- Нашего Чемчуру, - начал Бронзентолер, разминая папироску, - бог наградил таким достоянием, которое в воде не тонет и в огне не горит; не боится ни кражи, ни пропажи. С ним никто не может конкурировать. Его достояние не отобьешь, не отберешь. Его товар всегда деньги, и деньги эти всегда при нем.
- Какой же у него товар? - не выдержал Швейцер. - Алмазы, брильянты?
- Лучше брильянтов! - ответил Бронзентолер, а Чемчура опустил при этом глаза. - В сущности, что такое брильянты? Всего лишь камешки, украшения какие-то, преходящая мода! Кончится мода, и вы можете выбросить свои камешки на помойку. Но то, чем обладает Чемчура, никогда не выйдет из моды, и, пока существует мир, люди без этого не смогут обойтись.
- Ого! - воскликнул Аркадий. - «Чужая душа - потемки», - говорила моя бабушка, царство ей небесное, когда вытряхивала у меня из кармана пропавший пятак.
А про себя Аркадий подумал: «Кажется, такая пигалица! Скорей можно было ожидать, что он вот-вот окочурится».
Хозяин, видно, угадал его мысли.
- Понимаете ли, - сказал он, - нашему Чемчуре бог послал такой дар, которым не каждый обладает. Все, что он видит глазами...
- ...Он цапает руками, - вставил Швейцер. Точь-в-точь как мой дядя Лейбуш. У него была такая же манера.
9