Розы исступленно любили римские императоры сомнительной репутации — Нерон и Гелиогабал. Нерон признавал в качестве головного убора только розовый венок и разъезжал на колеснице, усыпанной розами. Искусные мастера с помощью специальных устройств меняли несколько раз за праздничный вечер интерьер зала и, в зависимости от декораций времен года, на гостей лился фиалковый дождь или падал снег белых розовых лепестков. На пирах Гелиогабала гости практически утопали в розовых волнах: порой кто-нибудь задыхался и умирал, но императора это не особо трогало. Впрочем, историки тоже люди и вряд ли обходятся без преувеличений — надо полагать, они просто завидовали невероятно роскошной жизни этих денди античного мира. Недаром Робер де Монтескью, один из арбитров элегантности девятнадцатого века, велел написать киноварью на фарфоровой розе, венчающей его трость из драгоценной зеленой древесины, имя Нерона.
Роза — собственность Афродиты Анадиомены, роза ею рождена, ей посвящена, ее символизирует. Когда богиня выходила из моря на прибрежный песок острова Кипр, сверкающая пена обратилась в кусты белых роз. По мнению Филолая и Артемидора, пурпуровые розы расцветают из ее менструаций. Алхимики весьма ценят эту субстанцию, названную «menstruum universalis».
В антологии любовных магических растений Михаэля Хаймана[67] розы доминируют с большим преимуществом. Они эффективно усиливают или ослабляют любые формы эротических симпатий и антипатий, дают забвение от мучительной и неразделенной страсти. «Если кто страдает от целомудрия, — пишет Михаэль Хайман, — и не хочет связываться с людьми, пусть положит на три дня красную розу в дубовый ларец. Потом пусть откроет и глубоко вдохнет — в тот же миг его или ее посетит удовлетворение божественное и ослепительное». Еще один-два примера, а то мы никогда не кончим: «Если кто желает овладеть недотрогой-девицей, пусть настоит в красном греческом вине три бутона белых роз, вынесет флягу под вечернюю звезду и скажет: per nomen stellae quae est Venus (именем звезды Венеры). После чего соискатель пусть даст выпить недотроге бокал того вина, бутоны же сохранит в надежном месте. Любовный пыл девицы превзойдет все его ожидания». И еще рецепт красоты: «Если ты, разумная девушка или умудренная жена, смешаешь в равной пропорции розовое масло с миндальным, потом разотрешь тело диким сельдереем и хорошенько оное тело умаслишь, то гляди в зеркало до одурения — кожа твоя обретет шелковую мягкость и морщины улетучатся».
Восемнадцатый век не столько интересовался ботанической основой розы, сколько ее магией и символикой. Галантный аббат Шарль де Котэн — украшение двора Людовика XV — написал одну из последних книг о ныне забытой лингвистике любви. Его руководство с удовольствием и пользой изучали дамы и кавалеры того легкомысленного времени. Называлась книга «Язык любви» и содержала массу сведений касательно покроя и колорита платьев, туфель, камзолов, жабо, лент, кружев, драгоценностей и, конечно, цветов. «В нашу невежественную эпоху, — сетовал аббат Котэн в предисловии, — растеряны все сколько-нибудь полезные сведения. Ныне мало кто умеет с первого взгляда узнать о человеке все — от мировоззрения до любовных пристрастий». И касательно роз: «Девушку означают четыре розы — три белых, одна красная, женщину — три красных, одна белая. Если предмет ваших грез носит в волосах одну алую розу, плохи ваши дела, ее сердце занято… Если цвет розы на корсаже совпадает с цветом вашего жабо, ухаживайте смелее… Если дама дарит вам одну белую розу — она рассчитывает на ваши серьезные намерения…»[68]
Другие цветы, естественно, имеют другой круг значений. Однако человеку, желающему стать безупречным кавалером, кроме языка цветов и драгоценных камней, необходимо изучить другие знаковые системы: язык жестов, поклонов, переплетений пальцев, кружевных узоров, вышивок, манипуляций веером, платком и т. д.
В рассказе Конан Дойла «Случай в интернате» Шерлок Холмс, рассеянно слушая знатного клиента, подошел к фарфоровой вазе, принялся внимательно разглядывать розы и сказал: «Заметьте, роза нам дана сверх этого». Клиент весьма удивился. «Я имею в виду, продолжал сыщик, — что роза нам дана вообще сверх всего». Шерлок Холмс отличался ироничностью и чувством прекрасного.
Если хорошенько подумать над многочисленными свойствами этого растения, легко прийти к выводу: сверхъестественная красота розы ставит ее «по ту сторону добра и зла», вне пределов мира сего. Это очень акцентировано в католицизме, где роза чуть ли не абсолют. Третья часть «Божественной комедии»: в центре небесного парадиза, где время и пространство, близкое и далекое, прошлое и будущее теряют смысл, пребывает роза — ее лепестки образуют свет разной степени субтильности.
Роза — символ Пресвятой Девы и готических соборов. Однажды Людовик Благочестивый, сын Карла Великого, потерял на охоте крест, внутри коего находилась частица Святого Креста. Дело было зимой, вьюга, поисковая группа вернулась ни с чем. Король проблуждал всю ночь, наконец наткнулся на голый и шипастый розовый куст — там запутался крест. Людовик с трудом высвободил крест, при этом ободрал руки. В смутном свете зари он увидел: капли крови вокруг куста образовали силуэт собора… Так одно из преданий объясняет идею готики. С тех пор строители располагали в центре собора дивную розетту. Ватикан решил отметить событие следующим образом: в день, именуемый Dominica in rosa (розанное воскресенье) римский папа благословляет золотую розу, усыпанную рубиновыми каплями крови, и посылает монарху, который в этот год наиболее преуспел в делах добродетели. Папский легат подносит розу со словами: Ecce rosa mystica, donum sanctissimi patris (Вот мистическая роза — дар святейшего отца). Обычай этот сохранялся вплоть до двадцатого века. А в двадцатом веке Голливуд снял фильм, понятно какой: однажды розу похитили, Ватикан поручил расследование Мики Спилейну и т. д.
Таковы несколько эпизодов из приключений розы.
Соловей плюс роза — любовь, отличное уравнение, лучшего не найти. Однако есть и минусы — по крайней мере, такое впечатление остается от поэмы Александра Блока «Соловьиный сад». Можно ли совместить работу и любовь? Герой поэмы живет на берегу моря и в час отлива ломает скалы. Потом нагружает камнями осла — помощника и друга, — потом оба работника доставляют груз к железнодорожной насыпи. Волынка эта тянется изо дня в день.
И вдруг.
Любовь молнией прорезает трудовую идиллию.