— В таком случае, Георгий Михайлович, какой ваш любимый напиток?
Вицин призадумался.
— Клюквенная настойка.
Я рассмеялся:
— Да нет… Не алкогольный. Безалкогольный.
— Компот… Нет, все-таки кисель. С молоком.
— А какая ваша последняя роль в кино?
— В новеллах Боккаччо «Декамерон». Там я играю в пикантных сценах сексуально озабоченного аптекаря.
«Ого! — подумал я. — Это в его-то возрасте».
— Как-то в интервью корреспонденту «Московского комсомольца» вы сказали, что все интервью вранье…
— Я так сказал… Что ж, бывает… Забываешь иногда даты… своих педагогов… Называешь одни даты, одних учителей… А на самом деле были другие… Но ведь не со зла.
— Как вы думаете, кем бы вы стали, если бы не состоялись как артист?
— Скульптором. И не только потому, что мне нравится эта профессия. А еще потому, что в ней больше свободы. Артист все-таки профессия зависимая.
— Георгий Михайлович, как-то на вопрос «А что у вас вызывает положительные эмоции?» вы ответили: «Не давать интервью. И не вылезать на общественное обсуждение на старости лет. У меня это с детства, я прятался всегда». Так, может, просто журналисты не задавали вам умненьких вопросов? Так задайте этот вопрос сами себе и ответьте на него.
Вицин рассмеялся и призадумался немножко. Но быстро нашелся:
— Нет таких вопросов. Вот вы, Лева, и задайте такой вопрос.
Тут я был пойман врасплох. Однако терять драгоценные минуты интервью не хотелось, и я выпалил:
— Когда вы чувствовали себя счастливым? И были ли вообще счастливым?
— В детстве. В детстве все были счастливыми. А еще — когда был влюблен. Любовь как раз и помогает уйти от прозы жизни, от ее бессмысленности, штамповки, запрограммирования… И тогда уже не кажется таким занудливым: каждый день снимать брюки, надевать брюки. И поймите меня правильно. Я говорю не о сексе. Я говорю о любви. Возможно, образ любимой — иллюзия. Но! Пропадает пессимизм, размышления о никчемности жизни. Иногда даже когда уже и расстался с любимым человеком.
— Знаете, Георгий Михайлович, я как-то отдыхал и работал в Доме творчества в Переделкине и там спросил одного известного драматурга, нет, не для интервью, так, походя: «Вы счастливы?» Он ответил: «Счастлив. Когда пьян или когда влюблен».
— Вы думаете, я никогда не пробовал первое — выпивать? В молодости я даже считал, что человек всегда должен быть немножко пьян. Но потом задал себе вопрос: а зачем? Алкоголь — суррогат. Любовь держит крепче и дольше. Любовь — хорошая придумка природы. А алкоголь, наркотики вызывают лишь падение культуры.
Кстати говоря, любовь не обязательно должна быть любовью к женщине. Это может быть любовь к природе, к творчеству. Поверьте, это опьяняет не меньше, чем алкоголь. А впрочем, вы, наверное, и сами на себе это испытали?
Немного помолчали.
— Я слышал, читал… Правда, что вы ровесник Октября? — спросил я.
Почему я задал этот вопрос, дорогой читатель, станет ясно в следующей главе.
— Правда. Даже постарше на полгода. Я родился в апреле, а Октябрьский переворот был, естественно, в октябре.
— Йогой занимаетесь по-прежнему?
— Да, конечно. Я должен или уйти из жизни, убить себя. Или сделать так, чтобы мои органы функционировали более или менее нормально.
— Георгий Михайлович, неужели у вас возникали мысли о…
— О самоубийстве? А что? Это не так уж бессмысленно… Почитайте или перечитайте Шопенгауэра.
— И что же вас останавливает?
— Заботы. Заботы о семье, о собаке, о голубях, которых иногда я подкармливаю на улице… Я им нужен.
В голове у меня завертелась фраза… Но как, как ее произнести, чтобы не получилось выспренно и слащаво… Наконец я собрался с духом и…
И тут вошел ведущий концерт конферансье:
— Георгий Михайлович, следующий выход ваш. А вам еще гримироваться…
— Никаких выходов на сцену, — еще пошутил Вицин. — Вы видите, я даю интервью.
Но конечно же встал и пошел гримироваться. Работа есть работа.
А я еще долго стоял в артистической, благодарил Тонкова, рассказывал ему веселые истории, он мне. Дождался, когда объявили о выходе на сцену Вицина. Услышал, какими теплыми аплодисментами встречает его зал. Потом вышел на улицу. Закурил.
И все это время я себя мысленно укорял, ну почему я не сказал, почему не успел сказать:
— Дорогой Георгий Михайлович, вы нам нужны, кинозрителям. Очень-очень!
P. S. Надо сказать, что это была не первая моя встреча с Георгием Михайловичем накоротке. Когда-то, «на заре туманной юности», администрация Дома культуры не то завода «Прожектор», не то завода «Салют» (не помню, не злопамятный) предложила мне провести у них вечер сатиры и юмора. Я стал набирать «команду» выступающих. И тут один из коллег предложил: