[3]; в Красноярске он встретил татарку, которая, когда дело дошло до «отношений», оказалась без трусов, на Урале он хотел вступить в партию, но его не приняли, не было кворума, в городе Алдане он получил почетную грамоту и ценный подарок. Он устал от державы, но не хотел ее покидать, смутно томясь предчувствием еще более удивительных приключений, встреч, которые могли бы всерьез озадачить его. Он не хотел умирать.
Сирья немного рассказала ему о себе. Она думала, что он проводит ее, ей было страшно на темных улицах маленького городка, но она крепилась. Она сказала, что у нее все было надорвано двенадцать лет назад, и ей, должно быть, будет очень больно. Увлеченный, присматривающийся к себе, он не слушал ее. Она застонала, но не вскрикнула.
Лавинию привел к нему на Пасху разведенный рогоносец Юрочка. По телевизору играл ансамбль. Было очень весело. На столе стояло много бутылок вина, жареное мясо жирноватое, сыр «Российский» и колбаса. Водку запивали водопроводной водой.
Лавиния не произвела на него особого впечатления. Он не поручился бы даже и за то, что она ему нравится. Лавиния носила красный брючный костюм и выглядела старше своих лет. Юрочка плакал. Остались одни, и Борис с остеревенением набросился на Лавинию. Девушка хихикала и торопливо помогала ему. Вскоре рассвело, и она отправилась домой.
Странным было поведение Сирьи, могущественным ее влияние на Бориса. Он совершенно прекратил встречи с Лавинией, встречаясь с ней всего лишь раз или два в месяц, а то и реже. Тем временем наступила зима. Румяные эстонские школьники хором кричали «Хеад уут аастад!»[4]. Прохожие ласково глядели на них. В каменном низеньком магазине «Мордобойка» пьяная рожа в белом халате продавала вишневый ликер. По улице шел геодезист Федька с кирзовой полевой сумкой на боку и в кирзовых же сапогах. Мороз крепчал. Борис поманил Федьку.
— Ты почему третий день дома не появляешься? — спросил он.
— Пошла бы она, пошла бы она, пошла бы… — сплюнул геодезист.
— Твоя баба просила выдать ей твою зарплату. Я ей не дал твою зарплату, — сказал Борис.
Лавиния с мужем, нарядные и взволнованные, шли по серой улице в гости, а вечером того же дня Борис разговаривал с Сирьей. Он рассказал ей о том, что посетил несколько разговорных уроков в эстонской школе: райком рекомендовал делать это всем русским и всем другим национальностям, не говорящим по-эстонски. Но сейчас, пояснял Борис, сейчас я очень загружен работой и я не смогу посещать эти уроки, хотя мне очень хотелось бы, потому что я уже выучил много эстонских слов… Сирья молчала.
— РАКомендую, — острил Борис.
Сирья молчала, а потом стала одеваться, так как через час начиналась ее рабочая смена. Если Сирья работала в ночную смену, то она приходила к Борису вечером, если утром работала — приходила ночью, если вечером — приходила в обед. Начинала одеваться всегда за час до рабочей смены. Жуткая или смешная наша жизнь? Кто ответит?
— Ты не выйдешь на улицу? — спросила она.
— Ты не будешь на меня сердиться, если я не смогу этого сделать? — спросил Борис.
— Нет, нет, — сказала она и ушла.
Борис не знал, как называется цех, в котором она работает. По его представлениям этот цех должен был называться сушильным. Сирья надела отвратительную брезентовую робу и сразу же стала отвратительной, бесформенной и бесполой. Она спросила подругу:
— Скажи, если мужчина не использует презерватив, от этого всегда бывают дети?
— Нет, не всегда, — подумав, ответила подруга. — Но лучше все же что-то использовать. Можно использовать, это называется «колпачок», можно использовать спираль, это называется «спираль»…
— Спираль? — спросила Сирья.
— Спираль, — повторила подруга.
— Спираль? — переспросила Сирья.
— А может, ты хочешь ребенка? — заглянула ей в глаза подруга.
Сирья зарделась. Лавиния работала в том же цехе, но их смены никогда не совпадали. Лавинии казалось, что она забеременела. Забеременела от мужа. Лавиния с наслаждением думала о том, что у нее будет ребенок. «Он станет рыбаком», — думала Лавиния. Лавиния ошибалась.
3
«Усы», местные жители очень не любят этот знак. Он напоминает им о прошлом. Мне рассказывали