Вот в этом учебном заведении мне предстояло пройти чистилище вступительных экзаменов. Первый из них — литературное сочинение — пришлось сдавать в условиях уникальных.
Дело в том, что в силу отнюдь не счастливого стечения обстоятельств я, прежде чем стать абитуриентом, стал… рабочим общежития техникума. Таскал тумбочки, расставлял столы, кровати, был мальчиком на побегушках.
В день первого экзамена кладовщик, добрейший старичок, дал мне боевое задание: из склада общежития срочно доставить в типографию техникума рулон бумаги для студенческой многотиражки.
Итак, вместо того, чтобы спокойно сосредоточиться, зарядиться вдохновением, я вынужден был разрабатывать график комбинированного пробега по маршруту: общежитие — техникум.
Времени оставалось в обрез, поэтому на крейсерской скорости домчался до трамвайной остановки и пулей влетел в первый попавшийся вагон. Отдышался и удовлетворенно подумал: «Молодец! На экзамен успею». Между тем трамвай, прогромыхав по Пушкинской, выскочил на площадь Тевелева и здесь повел себя, на мой взгляд, странно: вместо того, чтобы повернуть на Московский проспект, стал спускаться вниз, в направлении железнодорожного вокзала. Сомнений не было: впопыхах я сел, как говорят харьковчане, не в ту марку. Не раздумывая, выпрыгнул на горячий асфальт площади.
Я понимаю, спортивные судьи скромно оценили бы технику моего прыжка, особенно его художественные достоинства. Однако же, главное в том, что я вовремя спохватился, не свернул шеи и не потерял рулон бумаги. Все эти лестные мысли пронеслись в голове, когда я находился еще в горизонтальном положении. И стоило мне встать на ноги, как послышалось грозное: «Гражданин, почему вы нарушаете?»
Дабы не держать непредвиденного на сегодня экзамена перед стражем порядка, я в три прыжка достиг тротуара и побежал галопом, лавируя между прохожими с мастерством слаломиста международного класса. В спешке даже не сообразил, куда бегу.
Наконец, отдышавшись, обращаюсь к прохожей женщине за справкой. С глубоким сочувствием не лишенная юмора тетенька мне ответила:
— Детка, если ты дальше будешь бежать в этом направлении, ты скоро увидишь Холодную гору!
Кошмар! При таком жестоком цейтноте я бежал в противоположную сторону…
Круто разворачиваюсь и продолжаю бег подальше от Холодной горы, навстречу горячим лучам солнца. Очень нежелательным. Я и без них истекал соленым потом марафонца. Сердце рвалось наружу из моей пылающей груди. В подобных случаях включают второе дыхание. Мне нечего было включать: оно ушло на постыдное бегство от ответа на сакраментальный вопрос: «Гражданин, почему вы нарушаете?» Третьего дыхания, к сожалению, не дано. Даже в таких экстремальных условиях.
И все-таки я бежал. Блиставшие в те годы знаменитые стайеры братья Знаменские могли бы позеленеть от зависти, глядя на мою бесподобную технику. Мои легкие питались уже не кислородом, а смесью отчаянья и упорства. «Успеть бы», «успеть бы» — выстукивало несчастное сердце. Согласно популярной песне я покорял только пространство, но, увы, не время.
Как же я обрадовался, когда зашлепал потрепанными балетками по Московскому проспекту! Последние метры. Последние усилия. Рывок. Еще рывок. И наконец — долгожданное трехэтажное здание техникума. Влетаю в вестибюль и здесь меня постигает неожиданный страшный, удар.
— Шкет, ты куда? — выросла передо мной монументальная фигура в галунах и позументах.
Несомненно, моя выгоревшая неопределенного цвета майка и видавшие виды брючата из чертовой кожи ввели в заблуждение швейцара, и меня, нынешнего абитуриента, завтрашнего студента, послезавтрашнего члена-корреспондента, назвали шкетом. Чудовищное оскорбление!
Я бы немедленно выхватил шпагу, случись это в эпоху позднего средневековья, но уже вступила в свои права эпоха ранних товарищеских судов, которые в иной плоскости решали конфликтные ситуации. К тому же в моем распоряжении оставались считанные секунды. Надо было принимать блицрешение. И оно пришло:
— Папаша, вы ответите перед историей! — выпалил я угрозу мрачным голосом героя древнегреческой трагедии.
Я рассчитывал на психологический нокдаун, а получился классический нокаут. Швейцар знал, как можно отвечать перед народным судом, перед господом богом и перед директором техникума Полищуком, однако же не имел понятия, как держать ответ перед загадочной историей. И пока несчастный пребывал в глубоком нокауте, я проскочил мимо него, сдал бумагу и, взбежав по лестнице на второй этаж, робко зашел в аудиторию.