Уэлкам подняла с пола груду золотистого шелка и, держа платье на вытянутых руках, стала, морща нос, его осматривать.
— Похоже, оно безнадежно испорчено. Но я все-таки постараюсь его отчистить. — Она сунула платье под мышку. — Полученные от клиентов доллары лежат в нижнем ящике гардероба. Я хотела было спрятать их в твою Библию, поскольку девицы, вздумай они тебя обокрасть, вряд ли бы стали искать деньги в Святом Писании, но так ее и не нашла.
— Вероятно, я забрала ее с собой.
— Вероятно. — Уэлкам фыркнула. — Тебе причитается больше сотни долларов. Это после того, как я взяла деньги, чтобы пойти на рынок. Кроме того, я начислила себе премию в десять долларов за то, что занималась твоими делами, пока ты прохлаждалась в Канзасе. Эти твои шлюхи всю душу из меня вымотали. — Она вышла из комнаты, бросив через плечо: — Пока вода греется, пойду налью тебе виски.
Эдди вздохнула и потерла ладонями лицо. Потом внимательно осмотрела пальцы на руках. Кожа на них загрубела, а ногти поломались. Но это бы еще ничего. Куда больше Эдди беспокоила тыльная сторона рук. Она насчитала на каждой руке с полдюжины коричневых пятнышек; вены же вздулись и походили на извилистые синие трубочки. Хорошо еще, что ее клиенты не обращали внимания на женские руки.
Вошла Уэлкам со стаканом виски. Эдди сделала большой глоток и подумала, что это первое удовольствие, которое выпало на ее долю с тех пор, как она села на поезд в Канзас-Сити. А еще она подумала, что если сейчас примет ванну и поужинает, то ей, очень может быть, достанет сил, чтобы пережить и этот субботний вечер. Стоило, однако, ей поставить стакан на стол, как в парадную дверь позвонили. Она вздохнула: по закону подлости, именно в эту субботу мужчинам не терпится развлечься.
— Слышишь? — спросила она Уэлкам. — Пойди и скажи этому озабоченному, что мы раньше девяти не открываемся. Еще скажи, что если он придет ровно в девять, то получит возможность выбрать самую красивую девушку. И совсем не обязательно говорить, что у нас их осталось только двое. — Она посмотрела на стоявшие на бюро часы и, к своему удивлению, обнаружила, что уже скоро восемь. — Кстати, пора бы разбудить девиц. И принеси мне, наконец, горячей воды.
— Туда сходи, принеси… Да что мне — разорваться, что ли? — проворчала Уэлкам, направляясь к парадному входу.
Эдди допила виски и уже стала подумывать, не принести ли ей самой воду с кухни, когда дверь распахнулась и вошла Уэлкам.
— Ну что? — спросила Эдди. — Он придет в девять?
— Не он, а она. Тебя спрашивает какая-то женщина.
Эдди воспрянула духом. Жизнь еще могла повернуться к ней своей светлой, праздничной стороной.
— Женщина? Она могла бы приступить к работе сегодня же вечером. В этом случае мне не пришлось бы самой развлекать гостей. Как она — ничего себе?
— Не похоже, чтобы она была из тех женщин, какие тебе требуются. Если тебя интересует мое мнение, то она, скорее всего, будет клянчить деньги для какого-нибудь благотворительного общества.
В голове у Эдди возникла не до конца оформившаяся мысль. Она потерла ладонями лицо и спросила:
— Как она выглядит?
— Я же говорю: на шлюху не похожа.
— На ней черное платье? — Эдди вздохнула. — И шляпка, розовая, как моя задница?
— Цвет тот, разве что размер поменьше, — глубокомысленно изрекла Уэлкам.
— Немедленно запри парадную дверь! — Эдди отчаянно замахала руками. — Ты ведь не прогнала ее, надеюсь?
Уэлкам пожала плечами:
— Ты же сама сказала, что тебе нужна женщина для работы, и я на всякий случай предложила ей войти. Теперь она сидит в гостиной, унылая, как курица на насесте.
— Немедленно уведи ее оттуда на кухню. Скажи, что я выйду, как только переоденусь. — Эдди вскочила с места и скинула халат, с удивлением отметив, что Уэлкам отвела взгляд от ее роскошных форм. — И не болтай лишнего. Не говори ей, чем мы тут занимаемся. Эта наивная леди искренне полагает, что «Чили-Квин» — обыкновенный пансион, — добавила она, усмехнувшись.
Надев домашнее платье, наскоро причесавшись и заколов волосы на затылке, Эдди прошла на кухню, где и застала Эмму, которая сидела за столом на том самом месте, где Уэлкам обычно сервировала для своей хозяйки ужин. Эмма уже прикончила кусок жареного цыпленка и, когда появилась Эдди, вытирала салфеткой рот. Прическа у нее растрепалась, а на лице виднелись грязные разводы от слез. Розовая шляпка висела на спинке стула; ленты были завязаны сверху на тулье.