Слова парня насторожили и Эмиля, и нас. Уж больно странный был парень, и компания его была странная. Они окружали Эмиля. Я крикнул:
– Эмиль, убегай!
Эмиль до последнего надеялся на лакомство, на доброту ребят, но, видимо, они тоже были из нашего теста. Услышав мой крик, Эмиль, с неприсущей ему ловкостью, отпрыгнул в сторону и побежал к нам. Компания рванула за нами. Мы изо всех лап бежали вниз к очередным гаражам, в надежде, что люди не пойдут туда ночью. В гаражных катакомбах мы скрылись от людей, забились между двух гаражей, прижавшись спинами к ним. Долго мы стояли и отводили дух. Наконец, Дамир осмелился и выглянул. Никого не было рядом.
– Вроде никого, – прошептал он.
– Выходите уже, я писать хочу, – прошептал нетерпеливо Барик.
– Выметайтесь,– процедил я так же нетерпеливо.
Впереди стоял Эмиль. Он осторожно вышел, остальные последовали за ним.
– Куда дальше? – спросил Ваха настороженно.
– Я думаю, надо расслабиться. Так и до нервного срыва недалеко, – прокомментировал я. – Пойдем дальше. Будем искать собак.
Барик справился со своей проблемой по-собачьи, и мы, посеменили дальше, наблюдая улыбку на маленькой Бариковой морде. Кажется, он был чуточку счастливее нас. Шли молча, отвлекаясь на каждый шорох. Где-то вдалеке кто-то заскулил и послышался лай. Мы пошли на звук. В конце ряда группа из крупных собак зажали в угол трех подростков-щенков. Они рычали, но мы их понимали.
– В начале гаражей было закопано двадцать костяшек. По запаху понятно, что вы не в первый раз сунулись сюда. Где наши костяшки?
– Из-за вас мы получили пять часов физотработки. Да я их сейчас съем! – прорычал один из собак-нападающих.
– Они еще нужны. Они будут отрабатывать в двойном тарифе, – грозно гаркнул бурый пес.
Мы смотрели из-за угла, стараясь не дышать. Щенки-подростки прижались к земле и изредка взвизгивали.
– Мы не знали, что это ваши сбережения, – осмелился один из щенков.
– Вы их сдали за свои?! – остервенел светлый пес.
– Простите, – в один голос взвизгнули щенки, а уродливый и сутулый прикусил за заднюю лапу одного из щенков, что тот протяжно заскулил и пытался убежать, но был остановлен ловким нападающим.
– Мы все отработаем, – смекнул пообещать тощий серый щенок. – Только не сразу. Мы будем закапывать сюда же по пять косточек в день.
– Это долго – десять, чтобы знали свое место, сявки! – подытожил главный, кто нависал над бедолагами.
– Хорошо, только отпустите, – взмолился тощий.
Собаки еще немного порычали и оставили малявок в покои. Щенки остались на местах без звука, а старшие пошли еще ниже и скрылись за гаражами.
– Надо подойти к ним, – предложил Дамир.
Мы так и сделали. Осторожно, буквально на цыпочках, подошли к напуганным щенкам. Они, завидев нас, засобирались уходить, но мы их задержали.
– Ребята, надо поговорить, – начал я, когда мы подошли к ним вплотную. Трое щенков исподлобья глядели на нас.
– У нас нет времени лясы точить, – выдал тощий, похоже, самый разговорчивый из них. – Время тикает.
– Вы давно здесь? В смысле… в собачьей шкуре?
– В смысле, давно ли мы в чистилище?
– Да. Мы ничего не понимаем. Мы сегодня только попали сюда, – промямлил Ваха.
– В принципе, все, что сказал Карл Васильевич – правда. Мы осуждены на десять лет и обязаны служить, пока не очистим души и не сможем перейти на другую сторону.
– Как понять на другую сторону?
– Жизнь на земле поделена на две части: правая и левая. Человек рождается пустым и постепенно наполняется содержимым: плохим и хорошим. В Китае эти понятия называются: инь и янь. Хорошего он набирается на левой стороне главной дороги, плохого – на правой стороне. Раньше и хорошего, и плохого было поровну, не было широких дорог, разделяющих так отчетливо хорошее от плохого. Человек мог впитывать в себя добро и не тонуть в омуте зла, коснувшись его. А теперь зло начало преобладать над добром. Дети, коснувшись зла, остаются на стороне зла и тонут в нем постепенно, не замечая этого, заполняясь черной вонючей жижей. Дороги стали шире и, даже захотев, перебраться на другую сторону уже не получится.
– Как это, не получится? Никогда? У нас что, нет обратного пути? – затараторил испуганно Эмиль.
– За десять лет, подвергаясь насилию и голоду, мы очистим наши души и сможем вернуться на ту сторону.
– Что за бред? Это выдумки Сенсея. А как же взрослые? Они бывают настоящими чудовищами. Почему с ними такого не случается? Они живут в свое удовольствие и продолжают сеять зло на планете. Им за это ничего?
– Зло стало перевешивать. Поэтому природа запустила защитный механизм. Взрослых уже не переделать, а детей – можно. Когда все испорченные дети пройдут очищение злом, когда в мире вновь разгорится искра добра, а по нашим организмам прольется аромат весны, цветущей вишни, тогда можно будет считать, что планета восстанавливает баланс. Возможно, тогда не будет больше таких жестоких мер наказания. Вообще, возможно, некого и не за что будет наказывать. А пока… Пока.