Пес опустил кость перед собой и прорычал:
– Здесь не может быть друзей, глупец. Здесь жрут друг друга ради костей. Ты, наверняка, новенький? – прорычал и поднял шею кверху, обнажая многочисленные шрамы.
– А ты давно здесь? – только вырвалось у меня.
– Даже слишком. Кати отсюда, пока цел, – пригрозил черный пес, заметив куски еды перед первым мусорным ящиком. Он секундой провел зрачками к заветным кускам и обратно, я сделал то же самое. Пес остервенел и начал бросаться на меня. Мне пришлось отбежать на прыжков десять. Если подумать, то каждая помойка уже кому-то принадлежит. Тем, кто появился здесь раньше нас. Неужели придется отвоевывать помойки? – подумал я. Неужели и мы станем такими же? Неужели, чтобы искоренить зло внутри себя, нам придется стать воплощением зла? Что-то не вяжется? Может, лишь единицы дойдут до конца, не поддавшись злу, обволакивающему со всех сторон здесь? Я никогда не поддамся. Я не такой – я добрый. Я сохраню себя. И сохраню своих друзей.
Черный пес жадно жевал куски, похожие на куски колбасы. Кто-то разложил эти кусочки, видимо, подкармливает бездомных животных. Есть добрые люди на этой стороне? Вдруг, черный пес начал давиться и задыхаться. Не жевавши, что ли глотал? – подумал я и пошагал к нему. Пес вытянул шею и сделал пару сократительных движений. Он попытался отрыгнуть куски обратно, но у него не получилось. Я ничем не мог ему помочь, лишь во все глаза смотрел то на пса, то на куски колбасы, которые он еще не успел съесть. В кусках блестели осколки стекла. Я не мог поверить, кто-то разложил колбасу, начиненную стеклом. Кто-то намеренно убивал животных. Как будто мало нам бед в жизни. Пока я крутился вокруг этого несчастного пса, не зная, как помочь, он растянулся перед злополучными остатками и, высунув язык, тяжело дышал, изредка выдавая рвотный рефлекс. Глаза его стали стеклянными, изо рта текли слюни.
– Черный, черный, – причитал я, – ошибся ты, запутался. Жадность тебя погубила.
Пока я причитал, пес перестал дышать. Я сильно стиснул зубы, разделяя боль, через которую только что прошел черный одиночка. Подбежал Дамир, испугал меня. На моей спине поднялась шерсть от неожиданности.
– Что это у тебя тут? – Встал, как вкопанный, рядом со мной Дамир. – Мертвый что ли?
– Только что умер, – грустно сказал я.
– Ты его знал что ли? О, еда, – обрадовался Дамир, увидев кусочки колбасы и коровий сустав.
– Постой! – крикнул я и поспешил объяснить, пока голод не одолел Дамира. – Отравленная колбаса! Видишь, черный от нее загнулся. Со стеклом она. Может, еще с чем.
– Да, вижу. А такой опытный пес, кажется, неужели не заметил.
– Он поторопился, чтобы мне не досталось. Матерый пес был, только устал, наверное, бороться со всем этим, – развел я руками, описывая округу.
К мусорке подбежала бездомная свора собак – четверо. С грозным лаем они погнали нас прочь, а сами принялись растягивать еще теплое мертвое тело черного пса. Мы не стали больше оборачиваться, бежали оттуда поскорее в сторону «Контакт плюс». На бегу Дамир ужасался:
– Как так-то? Разве так можно?
– Они, Дамир, добывают кости. Любой ценой, – ответил я, задыхаясь то ли от бега, то ли от увиденного.
Возле пятиэтажки мы остановились. Я с трудом справился с приступом тошноты. На меня сильно повлияло увиденное. Я был в шоке.
– А как же десять лет и очищение? – спросил Дамир, рухнув набок.
– Значит, еще нужно выжить здесь, – выдавил я из себя.
– Я уже сомневаюсь, что мы выживем здесь. Может, обман для нас такой придумали, чтобы мы стремились выжить. Любой ценой.
Немного помолчав, Дамир продолжил:
– А ты видел, кровища там красная была. Очистился что ли?
– Правильно, он принял на себя самые тяжкие муки, отдал самое дорогое, что у него было – жизнь, и очистился.
– Тогда проще наложить на себя руки и не мучиться. Раз из этого дурдома нет выхода.
– Не спеши с выводами. Мы мало знаем. Может, есть выход. Поиграем.
– Поиграем? Это, думаешь, игра?
– Кто знает? Десять лет, как уровни в игре. Кто-то вылетает раньше, кто-то доходит до конца. Единицы, конечно.
– А доходят? Кто-то подтвердил, что дошел до конца? Еще не факт, что, дойдя, мы вернемся к прежней жизни. Может, исчезнем. Может, мы уже не живем. Какая-то параллельная реальность. Вроде бы наш город, да. Вроде бы наша планета, но…
– Надо попробовать. Я хочу домой, к нормальной жизни. Но сначала надо помучиться. Надо разобраться, а то мы нафантазировали тут. Дамир, мы не должны раскисать. Если раскисну я, ты, раскиснут и Эмиль с Бариком, а потом Раиль и Ваха. Так мы не выберемся отсюда никогда. А насчет параллельной реальности, да. Мы теперь живем в ней, на нижней ступени эволюции. Людские законы теперь играют против нас. Черно-белое зрение – черно-белая жизнь, совершенно бесцветная.