– Яблочкина!
– А-а-а! – закричала Яблочкина и, как испуганное приведение, бросилась вон из дома.
Васечкин выбрался из-под портьеры и помчался за нею.
Он кричал:
– Стой! Стой!
Но не тут-то было.
Яблочкина во всю мочь летела по тёмной аллее.
Васечкин бросился ей наперерез.
– Стой, Яблочкина! – взмолился он, вырастая перед ней из-за кустов.
Яблочкина оцепенела.
Васечкин миролюбиво, успокаивающе поднял руки с ластами. Его лицо в лунном свете блестело как один стеклянный глаз.
Яблочкина задрожала.
– А-а-а! – закричала она и что было сил припустила вперёд.
Васечкин остался один и сразу же вспомнил про чудовище. Где оно?
Вдруг послышался нарастающий топот. Вне себя от ужаса Васечкин прыгнул в кусты и, продравшись сквозь них, уткнулся в пьедестал без скульптуры.
Решение пришло мгновенно. Васечкин вскарабкался на пьедестал и замер, притворяясь изваянием. От страха он зажмурился и открыл глаза, лишь когда топот промчался и стих.
Васечкин облегчённо перевёл дух, глянул вниз и, едва не заорав, чуть было не свалился с пьедестала.
Прямо на него укоризненно смотрело большое белое лицо поверженного наземь гипсового дискобола.
Васечкину стало очень не по себе. Не решаясь спрыгнуть на землю, он беспомощно оглянулся.
– Ты чего там делаешь, Васечкин? – заставил его вздрогнуть голос Маши Старцевой, которая с интересом рассматривала его снизу. – Ты зачем туда залез?
Васечкин не ответил.
– Тебе что, Васечкин, страшно? – догадалась Маша.
Васечкин кивнул.
– Мне тоже страшно, – призналась Маша. – Все как с ума посходили, кричат, бегут. Я и тебя испугалась. Что это, думаю, за чудище стоит?
– Правда? – спросил Васечкин. – Я и хотел всех напугать.
– Зачем же людей пугать, – сказала Маша. – Это нехорошо. Себе же хуже будет. – И протянула Васечкину руку. – Ну, ладно, слезай, Васечкин, не бойся.
Васечкин снял ласты и спрыгнул вниз.
Держась за руки, они тихо пошли по тёмной аллее. А по лагерю то там, то тут ещё долго слышались топот и вопли носившихся друг за другом мальчишек и девчонок.
Стрижка
– Следующий! – провозгласил парикмахер, поворачиваясь к двери. – Прошу!
В дверях появилось длинноволосое создание лет тринадцати в потёртых джинсах и свитере.
– Женский зал у нас напротив! – любезно сказал парикмахер.
– Вижу! – рявкнуло создание. – Не слепой!
– Извините, – растерялся парикмахер. – Не признал. Прошу вас.
– Гусев моя фамилия! – миролюбиво объявил юнец. – А кликуха моя Гусь.
И он продемонстрировал парикмахеру внушительный кулак, на сжатых пальцах которого и вправду виднелась татуировка – «ГУСЬ».
– Понятно, – кивнул парикмахер. – Я о вас слышал. У меня стригутся Петров и Васечкин, они мне о вас рассказывали. Да вы, Гусь, садитесь, не волнуйтесь. Всё будет в лучшем виде.
– А я и не волнуюсь, – заявил Гусь. – А про Петрова и Васечкина вспоминать не надо! Они у меня ещё получат своё!
Он уселся в кресло и обеими руками разгрёб волосы на лице, обнаружив унылую веснушчатую физиономию.
Парикмахер обмотал его простынёй.
– Как будем стричь? – спросил он, пощёлкивая ножницами.
– Что за вопрос, отец?! – возмутился Гусь. – Как обычно! Точно так же как в прошлом году!
И он гордо тряхнул своими патлами.
У парикмахера вытянулось лицо.
Деревенские страдания
(Воспоминание Петрова)
Петров отдыхал у бабушки в деревне. Было ему тогда лет шесть. И вот как-то он и соседская девчонка Танька, которой только исполнилось пять, лежали под высоким раскидистым деревом в этакой рассеянной задумчивости.
Собственно, они не просто лежали, а одновременно как бы и работали – пасли домашний скот. Рядом с Петровым мирно щипала травку корова Милка, а неподалёку от Таньки паслась коза Лушка. Грело солнышко. Петров в некоторой прострации жевал травинку. Танька, что-то мурлыкая, плела венок.
Прокричал петух. Вдалеке зазвучала балалайка.
– Вась, а Вась! – повернулась к Петрову Танька.
– Ну! – отозвался Петров.
– А ты когда-нибудь женишься?
Петров задумался.
– А чё, – наконец ответил он. – Может. И женюсь.
– А ты бы на какой девочке женился? – с интересом спросила Танька.
Петров снова задумчиво пожевал травинку.
Танька терпеливо ждала.
– Я бы на той женился, – после долгой паузы сказал Петров, – у которой бы было голубенькое платьице.