Лорд К., прочитав письмо, покраснел и, как всегда, передал его своей матери. Она притворилась, что читает его в первый раз и посоветовала ему согласиться на это свидание.
— Я так рада, — сказала она, — что эта девушка умно берется за дело. Право, в будущем, когда все будет устроено, мы должны будем что-нибудь сделать для нее. Пусть только она придет ко мне под видом горничной, ищущей места или что-нибудь в таком роде, и не станет мне ничего говорить.
В тот же вечер Мэри Сюелль, которую лакей назвал барышней, была введена в небольшую гостиную, соединяющую библиотеку дома на Гроссенорском сквере с другими приемными комнатами. Графиня, бывшая на этот раз в высшей степени любезной, встала, чтобы поздороваться с ней.
— Мой сын войдет сюда через минуту, — объяснила она. — Он сообщил мне содержание вашего письма. Поверьте мне, дорогая мисс Сюелль, что никто не может пожалеть о его необдуманном поведении больше, чем я. Но молодые люди всегда останутся молодыми людьми и не подумают о том, что их шутки могут быть приняты всерьез другими.
— Я совсем не смотрю на это, как на шутку, — несколько резко отвечала Мэри.
— О, конечно, нет, моя дорогая, — прибавила графиня, — и я говорю, что это было очень дурно с его стороны. Впрочем, с вашим красивым лицом, как я уверена, вам будет очень легко найти мужа. Мы посмотрим, что можно сделать для вас.
Графине, конечно, не доставало такта, и это ей очень мешало.
— Благодарю вас, — ответила девушка, но я постараюсь сама выбрать кого захочу.
Разговор мог бы кончиться еще одной ссорой, но, к счастью, причина всех затруднений, т. е. молодой лорд вошел в этот момент в комнату, и графиня, прошептав ему несколько последних наставительных слов, вышла и оставила их вдвоем.
Мэри заняла кресло в центре комнаты, на равном расстоянии от обеих дверей.
Несколько секунд продолжалось молчание, а затем Мэри, вытащив из кармана самый красивый платок начала плакать.
Графиня была худым дипломатом. Она помнила, как выглядела в таких случаях она сама, рослая, грубого телосложения девушка, и потому, может быть, придавала этому небольшое значение. Но когда плачут эти нежные, с ямочками на щеках, женщины и плачут тихо, дело совсем другое. Их глаза становятся еще более блестящими, а слезы, падающие одна за другой, похожи на капли росы на листах розы.
Лорд К. был самым нежным мальчиком на свете. Через минуту он стал на колени, охватил руками талию девушки и начал говорить такие слова любви и преданности, какие только приходили в его взбалмошную голову. Он проклинал свою судьбу, свое графство, свою мать и уверял Мэри, что единственная возможность счастья для него лежит в браке с нею. Если бы Мэри захотела в этот момент сказать хоть одно слово, он схватил бы ее на руки, потому что в этот момент он готов был сражаться со всем светом. Но Мэри была очень практичной молодой женщиной и, кроме того, она знала, что далеко нелегко справиться с возлюбленным, который всегда готов отвернуться от вас, как только вы перестали смотреть на него.
Лорд тотчас предложил секретный брак. Но ведь не было возможности бежать на улицу, поймать священника и тотчас же повенчаться. А Мэри знала, что как только она уйдет, он попадет опять под власть матери. Затем лорд предложил бегство, но для бегства нужны были деньги, а графиня умела держать кошелек своего сына в собственных руках. Молодой лорд начал отчаиваться.
— Ничего не поможет! — закричал он, — кончится тем, что мне придется жениться на ней!
— Кто она? — спросила Мэри, несколько слишком быстро.
Лорд объяснил свое положение.
Имения его семьи были заложены и перезаложены. Считали нужным, чтобы знатный лорд женился на деньгах, и деньги в лице единственной дочери богатых и честолюбивых парвеню, предлагали себя или, выражаясь более корректно, были предложены.
— Какова она из себя? — спросила Мэри.
— Она недурна лицом, — был ответ, — но я ее не люблю, и она меня не любит. Такой брак не будет весел ни для кого из нас.
При этом лорд печально рассмеялся.
— Откуда вы знаете, что она вас не любит? — спросила Мэри.
Женщина может очень критически относиться к недостаткам своего возлюбленного, но, во всяком случае, он слишком хорош для всякой другой женщины.