Правда, при внимательном рассмотрении, а верней, прослушивании этого восторженного монолога в голосе рассказчика чувствуется надрыв, слишком уж преувеличенное восхищение. Да точно ли герой восхищается, может, он просто иронизирует? Отложим ответ на некоторое время, а пока последим за дальнейшими событиями.
Правильно, и даже с превышением
Оказывается, мы не узнали еще и половины достоинств супругов Емельяновых: они и отличные производственники, аккуратно делают зарядку, ходят в туристские походы… По роду службы часто бывая в командировках, они ухитряются в это время самостоятельно изучать английский, поочередно друг друга экзаменуя… Нет, в самом деле идеальные, неповторимо идеальные родители, все делающие не просто правильно, а даже с превышением.
Не мудрено, что на фоне таких личностей Сережа с бабушкой явно тускнеют: они нечетко делают зарядку, нечетко сообщают, кто звонил папе или маме по телефону… Сами же родители Сережи главное свое достоинство видят именно в четкости. Тут равняться с ними бессильна даже почта: находясь в командировке, они в порядке строгой очередности отправляют письма домой каждое утро, а почта доставляет эти письма нерегулярно: то утром, то вечером…
Беда не приходит одна
И вот однажды Сережа вынимает из ящика не одно, а сразу два письма. В одном из них незнакомая женщина, подписавшаяся инициалами «Н. Е.», умоляет о помощи: «Мне сейчас очень худо, Сережа. Хуже, чем было в тот мартовский день… Еще тяжелее. Со мной случилась беда. И ты единственный человек, которому я хочу рассказать о ней…»
Мальчик догадывается, что женщина пишет его отцу: он тоже Сергей Емельянов. Но кто она? С бабушкой посоветоваться трудно: «все-таки она была маминой мамой». Но человек же явно в беде, ему надо помочь! И мальчик идет по указанному на конверте адресу…
Дальше — своего рода психологический детектив. Стараясь не быть назойливым, не задавать неосторожных вопросов, Сережа уясняет случившееся. Уясняет — и ужасается.
Женщина, писавшая к его отцу, — его бывшая жена; она его выходила, когда он лежал, тяжело контуженный, после фронта. Только спорт, только железный режим мог его спасти, и Нина Георгиевна — так зовут эту женщину — спасла его спортом и режимом. А он поправился и ушел от нее навсегда.
(Услышав об этом, Сережа подумал об отце: теперь-то он спит богатырским сном и ничего ему не снится. Оно и понятно: сны видят только люди «нечеткие», либо те, у кого нелады с совестью. Отец же его, как видно, к таковым не принадлежал…)
Но это была не последняя беда для доброй Нины Георгиевны. Расставшись с мужем, она усыновила двухлетнего мальчика, потерявшегося в войну. Он прожил у нее тринадцать лет, а теперь отыскались его родители, и он от нее уходит тоже. Об этом-то горе она и пыталась сообщить Сережиному отцу.
Этот мальчик — его звали Шурик — помог Сереже лучше понять собственного отца. Портреты Шурика и Емельянова-старшего недаром висели рядом в этой комнате: они оказались очень похожими людьми.
Отцовский стержень
Когда Сережа снова зашел к Нине Георгиевне, он застал там Шурика. Тот торопливо собирал вещи: ему не хотелось прощаться с приемной матерью! «…Она меня очень любит, — признался он. — И я ее тоже люблю. Хотя она странный человек. Не от мира сего, то есть не от того, в котором мы с тобой проживаем. Добрая очень… И меня бы испортила своей добротой, если бы я не оказывал сопротивления. Это было мне нелегко. — Он вздохнул, словно бы жалея себя за то, что к нему были слишком добры. — У нас даже бывали конфликты. Сейчас, узнав своего отца, я понял, что во мне от рождения — отцовский стержень. Это меня и спасло».
Шурик говорит убежденно, но автор так подает нам его монолог, что в словах его чудится нам ирония. В самом деле, какой, оказывается, недостаток у его матери — «добрая очень…». Чуть не загубила его своей добротой. Не будь у него отцовского стержня, совсем бы пропал, бедняга, от доброты…
Но Шурик вовсе не шутит. Просто он тоже из числа «четких» людей, для которых все в мире делится на разумное и неразумное (вот образец мышления типичного «физика»!). И уж будьте покойны: такой человек не сделает ни единого «неразумного» шага. Разумно ли прощаться с приемной матерью? Безусловно, неразумно: «разговор принесет ей только расстройство. Лучше потом напишу письмо».