Но если это всего лишь игра, да притом детская, то, может быть, глупо расходовать столько сил: да пропади всё пропадом, к чему такие мученья?.. Нет, не глупо, утверждает писатель. Это и есть подготовка к подвигу. А к настоящему подвигу и готовиться надо по-настоящему. Без «липы».
Можно ли согласиться после этого с критиком И. Андреевой, которая пишет о Сотнике: «Каждый его рассказ — забавная игра»? Мы только что видели, что даже рассказ, сюжетом которого является настоящая игра, не очень похож на игру. Тем более на игру «забавную».
Такой рассказ, как «Белая крыса», не мог бы написать Носов. Он написан в совершенно ином ключе.
В то же время для Сотника такой рассказ типичен. Почти все его произведения, начавшись как смешные, по ходу сюжета выливаются в серьезные, драматические, реже — лирические. Буквально в каждом из них мирно уживаются юмористическая, я сказал бы даже — комедийная стихия (чуть не из каждого рассказа Сотника могла бы вырасти небольшая комедия) и стихия лирико-драматическая. Они именно уживаются, как бы сосуществуют, не вступая друг с другом в конфликт и даже почти не соприкасаясь. Чувствуется, что это не случайная черта, а выражение позиции автора.
Смех без смешных фраз
Юмористов, пишущих для детей (да и всяких других, впрочем), можно разделить по самым различным признакам: по силе и окраске смеха, по соотношению серьезного и смешного, по тяготению их к комизму слова или положения и т. д.
Но можно взглянуть на них и с иной стороны.
Дело в том, что одни юмористы, можно сказать, помнят, что они юмористы, и нередко даже подчеркивают это (С. Михалков, В. Голявкин, Э. Успенский). А другие как бы не помнят этого. Есть и промежуточная группа писателей, которые, с одной стороны, вроде бы не отрицают, что они юмористы, а с другой, однако, и не подчеркивают этого.
Юрий Сотник, пожалуй, и принадлежит к этой, последней группе. Он готов нести свой «крест» юмориста, но в практике своей старается эту роль забыть. В этом смысле он напоминает Гайдара или Пантелеева, которые настойчиво искали пути к смешному, но вовсе не считали, что создают юмористику.
Впрочем, в отличие от Гайдара и Пантелеева, у Сотника почти не встретишь смешных фраз — ни в речи повествователя, ни в речи героев: Сотник принципиально не признает «юмора смешной фразы», как он выражается (то есть, на языке теории, комизма слова). Не признает ни у себя, ни у других. «Я предпочитаю танцевать от характеров», — говорит он.
Особенно не по нутру ему нарочито нелепые выражения и фразы, когда милиционер выражается слишком казенно, деревенская женщина — неграмотно и т. п.
Неотрывно от ситуации
Но как же тогда Сотнику удалось прослыть юмористом? Отчего, по словам серьезного критика Б. Сарнова, «читая книги Сотника или следя за делами и поступками героев его пьесы, буквально изнемогаешь от смеха»?..
Цель юмориста обычного, который «помнит», что он юморист, — рассмешить читателя. Не у всех эта цель главная (если она главная или даже единственная, итогом этого может быть только смех ради смеха). Но у каждого она есть.
Есть ли такая цель у Сотника? Поскольку он не отрицает своей принадлежности к юмористике, по-видимому, тоже есть. Но он убежден, что смех в художественном произведении должен возникать абсолютно естественно, как бы сам собой, без малейшего нажима со стороны писателя. Этим и объясняется тот поразительный факт, что «чистых» смешных фраз в книгах этого юмориста практически не найти.
Это не значит, что смешных фраз у Сотника вовсе нет. Но фокус-то в том, что смешны они не сами по себе, а неотрывно от складывающейся ситуации. И чтобы посмеяться над такой фразой, надо прежде войти в эту ситуацию, а для этого прочитать не меньше страницы текста.
Тут самое время сказать о таком понятии, как контекст. Понятие это нам, без сомнения, пригодится.
Контекст — это, попросту говоря, предлагаемые автором обстоятельства. Не зная этих обстоятельств, конкретных условий, в которых протекает действие, мы не можем правильно понять ни самих героев, ни поступков их, ни даже полного смысла произносимых ими слов.
Так сплошь и рядом бывает и в жизни. Если мы вошли в комнату, где рассказывается какая-то история, то, не зная истоков ее («контекста разговора»), мы можем не понять дальнейшего рассказа.
И тем более важен контекст в искусстве смеха. Чтобы посмеяться даже над простым анекдотом, мы предельно внимательно вслушиваемся в «предлагаемые обстоятельства». Ведь стоит пропустить какую-то деталь — и смех (а значит, и сам анекдот) может не состояться…