— Какие арбузы? Знать ничего не знаю, — деловито ответил Федя и вновь заулыбался, кивнул на Машу: — Завтра выступает. Путевочку ей за границу дадут.
— Так уж сразу и путевочку… — усомнилась Маша.
— А что? Проще простого… Могу помочь. Хочешь, подскажу своему-то? Он меня уважает, всегда слушает. Ты только делай, что я скажу — на время нажимай. Время-то секундомером меряют, а чистоту стрижки, сохранность шерсти на глазок определяют, так что на это вот так посмотреть можно, — Федя вытянул руку, растопырил пальцы и глянул сквозь них на землю, а потом неожиданно подался к Маше и облапил ее. — Эх, подружка ты моя красивая. Поехали в степь — прокачу. На речку свожу — искупаемся.
Все это получилось так неожиданно, что Маша оторопела. Оправившись, она отступила в сторону, и Федины ладони скользнули по ее плечам. Но он не смутился.
— Так поехали? Прокачу.
— Не хочется что-то… — отозвалась Маша. — Другим как-нибудь разом съездим.
— Другим разом я, может, по-другому разговаривать научусь, — хохотнул Федя и сказал Машиной подруге: — А ты чего это, красавица, заскучала? Поехали, покатаемся?
Та подтолкнула Машу локтем в бок.
— А что. Поехали: Покатаемся.
— Ну да не хочу я, — повторила Маша и с удивлением посмотрела на подругу.
А та незаметно для Феди подмигнула ей и сказала:
— Дак что особенного. Почему бы не покататься с хорошим человеком по степи в машине?
— Во-во… — вставил Федя.
— Только вы куда подальше отъедьте, а то как-то стеснительно здесь: народу много, — продолжала женщина. — Ну, вон туда, к мастерским. А мы придем.
Федя приосанился.
— Не беспокойся, дорогуша, все в аккурате будет, — и пошел к газику.
— Ты чего выдумываешь? — спросила Маша. — Никуда я с ним не поеду.
— А пусть у мастерских постоит, с механиками поженихается, — засмеялась ее подруга.
— Так ведь обидится, — с опаской в голосе сказала Маша.
— А тебе-то что, детей с ним крестить? Пускай не пристает.
Маша покачала головой и произнесла с сомнением:
— Так-то так… Но все ж…
Посмеиваясь, я часто посматривал в сторону совхоза, где у длинного белого здания мастерской долго стоял Федин газик.
Толпа у помоста редела: болельщики уставали от жары и многих потянуло прилечь. Страсти приутихли. Вокруг самовара Ендербека Арстынбаева собрались чабаны. Башкиры и казахи сидели, скрестив ноги, а русские — поджав колени к животу. Среди них я увидел и Кудашева. Все они пили из кружек и пиал чай.
Щит у помоста уже записали мелом до половины. Вытащив блокнот, я подошел к нему и старательно перенес фамилии стригалей и результаты их выступлений, затем решил посмотреть на отару в загоне, обогнул ограду и облокотился на жердь.
Овцы и бараны в загоне разделились на две половины. Те, что были уже острижены, телесно-белые, а некоторые — с красными царапинами на боках, сбились в дальнем конце его; черноватые и серые, не потерявшие еще своей шерсти, стояли поближе ко мне. Пока я их разглядывал, с помоста вытолкнули раздетого барана. Стоящие здесь овцы испуганно шарахнулись от него и тяжело навалились на ограду, выгибая дугой ее жерди. Баран в недоумении остановился посредине загона и не знал, куда ему податься — нестриженные шарахнулись от него, а голых он сам боялся.
Трогательно было наблюдать за ними. Я постоял бы здесь и подольше, да тут увидел возвращавшийся от мастерской газик. Солнце уже клонилось к закату, и пыль за ним ярко светилась, как хвост кометы.
Федя затормозил резко, но вылез не спеша.
Очень хотелось как-то задеть его, и я спросил:
— Хорошо покатался?
— А-а, бортанулось, не клюнули, — с убийственным добродушием ответил он. — Сговорились, стервы. Но ничего. У меня тут еще одна на примете есть.
Вечером я отстаивал в столовой долгую очередь. На раздаче у открытого окна проворно работала девушка. Она брала рукой сразу по две тарелки, наполняла их едой и ловко ставила на поднос. Но людей было много, и очередь продвигалась медленно.
После дня на жаре, после толкотни среди болельщиков стоять еще и здесь было невмоготу, и я на время отошел в сторону, сел на свободную скамейку во дворе столовой.
Вскоре во двор вкатил знакомый газик. Василий Ильич Лукин, выбравшись из машины, пошел к дверям столовой. Он еще не дошел до крыльца, как дверь открылась и на пороге появилась та женщина, с которой Федя разговаривал через окно раздачи.
— Здравствуйте, — поприветствовала она Лукина. — Что-то вы сегодня задерживаетесь. Нехорошо… Кушать надо в одно время.